"Майя Никулина. Место (Повесть)" - читать интересную книгу автора

розоватыми нежными стволами, белые домики, красные крыши,
обросший Поручик подошел к автобусу, я рукой ему показала, что
не надо, не надо никаких подробностей, и он сказал невероятное:
"Филя".
В день похорон Болек пришел одним из первых, и я, буквально
притиснутая к гробу, несколько раз отыскивала его глазами и
видела, как он нарочно вытягивал шею, чтобы быть скорее
замеченным, но поговорить с ним не смогла. Экипаж стоял возле
могилы - все тихие, трезвые, с детскими страшными глазами.
Поручик подошел, показал глазами: "Руки ему развяжи, хозяйка".
С кладбища мы уходили все вместе. Цветы на могиле даже холодом
не прихватило. Небо было синее, море горело, город гудел в голом
солнечном свете. На набережной было пусто, дома стояли белые,
чистые. Снега не было, просто иногда мутнел воздух, но небо
оставалось синим. На каменных ступенях выступала изморозь, она
была тонкой, но держалась прочно: мы проходили, не оставляя
следов.
Поминки затянулись - все боялись расставаться - сидели у Прессы,
потом у Леши, потом Васю, ослабевшего от горя, повезли домой, а
Мишаню - на турбазу, и где-то на третий день мы с Болеком
остались одни на автобусной станции в Бахчисарае.
Некоторое время мы сидели молча, прижавшись друг к другу, но
затем как-то разом поднялись и пошли в город. Дворец выглядел
безжизненным, площадка перед ним была пуста. "Закрыт музей! -
зычно прокричала невидимая сторожиха - летом приходите". Зато
открытой оказалась чебуречная, и буфетчица, старая наша
знакомая, немедленно поспешила к нам, улыбаясь и вытирая слезы.
- Горе какое, господи. Они же неделю назад здесь сидели... Выпью
с вами... - она села рядом со мной. - Совсем мы уж вдовы теперь.
- И заплакала в голос.
Болек взял стакан и выпил его до дна.
На девятый день все перепились и проспали. Я едва растолкала
Прессу.
- Понял, - рявкнул он, - минута на сборы! - И пошел заводить
машину.
- Напиши мне, - быстро заговорил Болек. - Напиши, позвони...
Поручик, полуодетый, упал на переднее сидение рядом с Прессой.
- Гони!
Самолет стоял у самого края летного поля. Посадка уже кончилась,
но трап от самолета еще не отвели. На нижней ступеньке стояла
полная женщина в форме и махала рукой закрывающей дверь
стюардессе.
- Матушка, - заорал Поручик, бросаясь к трапу. - Спаси, помоги!
Похороны у нас, матушка, беда...
- Афганец, что ли? - с готовностью спросила женщина. - Сколько
горя опять. - И закричала вверх: - Татьяна, пусти людей, афганца
они хоронят.
На севере Поручик прижился так же просто, как и на юге, нашел
себе заделье и подельников. Первое время он ездил со мной в
Крым, но потом перестал, как раз с того года, когда умерла