"Джефф Николсон. Бедлам в огне (Психологический роман)" - читать интересную книгу автора

других и определенно лучше, чем я.
Когда наша студенческая жизнь подошла к концу, многое прояснилось: кто
мы такие и кем мы были все это время. Казавшиеся бунтарями и противниками
материальных благ теперь проявляли интерес к юриспруденции и бухгалтерскому
учету. Те, кто в студенчестве снискал репутацию щеголя и декадента, теперь
подумывал о карьере телевизионного аналитика. А те, кто увлекался
конкретной поэзией и авангардным кино, размышляли над вопросом, не податься
ли им в "Дейли телеграф" <Консервативная лондонская газета.>. И в
большинстве случаев каждый получал то, что хотел.
Я же не имел ни малейшего представления, какое будущее меня ждет, я
даже не знал, о каком будущем мне мечтается. Я с удовольствием остался бы в
университете, провел бы еще несколько лет в аудиториях, библиотеках и
кабинетах, побыл временным, если уж нельзя остаться вечным, студентом. Но я
прекрасно понимал, что мои успехи недостаточно заметны, чтобы претендовать
на аспирантуру. Я даже побеседовал о своих перспективах с доктором Бентли.
Если он и затаил обиду на то, что я сжег его книгу, то виду не подал.
Бентли сказал, что готов замолвить за меня словечко, но объективно он
считает, что научная карьера не для меня.
В те дни я весьма неоднозначно относился к тому, что лишь отчасти
шутливо называл "реальным миром". Конечно, университетская среда временами
казалась искусственной и удушающей, но внешний мир - мир работ и карьер,
мир взрослых отношений, стремлений и денег - казался местом неизмеримо
более жестоким и пугающим, и кембриджское образование никак не подготовило
меня к встрече с ним.
А поскольку на карьеру ученого рассчитывать не приходилось, я занялся
делом, которое казалось мне наиболее близким к научной деятельности или, по
крайней мере, - самой очевидной заменой. Я поступил на работу в одну
лондонскую фирму, торгующую редкими книгами. Фамилия ее владельцев была
Соммервиль - хорошо известное имя в узких и довольно специфичных кругах.
Они покупали и продавали первые издания английских и американских авторов.
Самым дорогим был Джойс, за ним шли Грэм Грин и Ивлин Во, а в самом низу
находились Кингсли Эмис и Йэн Флеминг. Фирма также торговала всевозможными
рукописями - начиная от почтовых открыток и писем и заканчивая архивами.
Судя по описанию, работа была вполне по мне, и я мог неплохо справиться.
На собеседовании мне сказали, что есть и перспективы: возможно, мне
придется участвовать в аукционах, вести переговоры с душеприказчиками или
даже ездить в Америку с визитами в университетские библиотеки, где
накопилось немало литературного товара. Потенциальные работодатели - как,
впрочем, и я сам - считали, что мое обаяние может оказаться весьма
полезным, и я преисполнился решимости погрузиться в работу, отдать всего
себя без остатка миру изящных переплетов и нумерованных тиражей, но то, чем
мне пришлось заниматься изо дня в день, оказалось куда более скромным.
Предполагалось, что я учусь каталогизировать книги и рукописи - с тем,
чтобы можно было рассылать точные описания покупателям, которые заказывают
их по почте. Таких людей хватало, все они были богаты, а иногда и
знамениты. В списке рассылки значились Том Стоппард и Джордж Стайнер <Том
Стоппард (р. 1937) - английский драматург чешского происхождения. Джордж
Стайнер (р. 1929) - английский писатель, литературовед и литературный
критик.>, а также немало преподавателей Кембриджа, в том числе и доктор
Бентли, хотя, судя по записям, он уже много лет ничего не покупал.