"Джефф Николсон. Бедлам в огне (Психологический роман)" - читать интересную книгу автора

мучениям. Гадкое и натуралистичное описание жизни в женской тюрьме, где
надзиратели - мужчины, которые убивают заключенных, использовав их перед
смертью для порнографических и сексуальных целей. Подозревал ли я в
авторстве Андерса? Ну да, именно его я и подозревал. Я также подозревал,
что дотошное описание, как женщина бреет ноги, подмышки, пах, голову,
предплечья, брови, пальцы ног и так далее, принадлежит Черити. А еще я
считал весьма вероятным, что вполне литературный, пусть и бессмысленный
пересказ книги Конрада "Сердце тьмы" написан Байроном. Разумеется, я
понимал, что могу ошибаться. Все эти предположения были, несомненно,
поспешными и могли вводить в заблуждение, но меня это больше не волновало.
С меня было довольно.
На этот раз я читал гораздо менее внимательно. Какая разница? Что мне
полагается извлечь из этого словесного потока? Что мне полагается найти в
этих текстах? Я поймал себя на том, что смотрю в окно. Я поймал себя на
том, что мысли мои блуждают где-то далеко. Я поймал себя на том, что думаю
об Алисии, о своем будущем, о работе в магазине, которую бросил, о
родителях, ни о чем. Порой я сознавал, что минут десять пялюсь на одну
страницу и ничего не понимаю, и меня это не волновало. Я уже принял
решение. Я ухожу.
В воскресенье вечером в хижину зашел Линсейд и спросил, как идут
дела, - но не для того, чтобы выслушать ответ, а чтобы сообщить мне
очевидное: завтра утром мой отчет должен лежать у него на столе, а вскоре
после этого я "предстану" перед пациентами. Я сказал, что все будет в
порядке.
На следующее утро в девять часов я доставил отчет в кабинет Линсейда.
Отчет опять состоял из одной страницы. Точнее, он состоял из одного
предложения в три слова: "Эти люди - сумасшедшие".
Прежде чем написать это предложение, я немало потрудился. Я перебрал
всевозможные синонимы и эвфемизмы. Я испробовал всевозможные прилагательные
и определения. Я подумывал о том, чтобы украсить отчет отборными и
эффектными непристойностями, но в конце концов пришел к выводу, что самое
простое решение - самое лучшее. Линсейд смотрел на эту единственную фразу
несколько дольше, чем на исписанную страницу, которую я вручил ему неделю
назад. После чего сказал:
- Я должен подумать.
Меня это вполне устраивало, поскольку мне было плевать, что он - или
кто-то еще - думает.
Я отправился в лекционный зал, где пациенты уже расселись кружком. На
этот раз у дверей торчали санитары - наверное, предвидя новые беспорядки, -
да и Алисия маячила у дальней стены. Кто она? Мой ангел-хранитель, который
хочет избавить меня от неприятностей, или соглядатай Линсейда? И вновь мне
было наплевать. Я занял единственный свободный стул, пристроил на коленях
гору рукописей и оглядел лица больных: вспыльчивые, безучастные, сердитые,
враждебные, - быть может, в них крылась истина. Я точно не знал, что мне
сказать, но в сути не сомневался, и едва открыл рот, как слова полились
сами, - и звучали они на редкость четко и продуманно.
- Думаю, вы догадываетесь, - начал я, покачивая пачкой рукописей, -
что это полное дерьмо. Вздор. Бессмысленный, никчемный. Вы даром тратили
время, когда писали. Я даром тратил время, когда читал. Не знаю, зачем вы
это делали - из глубокой психологической потребности или чтобы меня