"Джефф Николсон. Бедлам в огне (Психологический роман)" - читать интересную книгу автора

Я ел и не знал, куда смотреть и что делать. В который уже раз я
пожалел, что мне нечего почитать, хотя нельзя сказать, что пациенты не
попытались развлечь меня представлением. Карла, откровенно дефективная
негритянка, заплевала себе всю одежду, кое-что даже перелетало через плечо;
Андерс, буйный бритоголовый, пожирал еду так, словно участвовал в конкурсе,
кто быстрее съест; Макс, человек, который выглядел всегда пьяным, картинно
упал лицом в тарелку.
Я пытался не смотреть на пациентов, зато они смотрели на меня вовсю.
Чувствуя на себе их взгляды, я не смог придумать ничего лучше, как поспешно
проглотить обед и поскорее убраться из столовой. Особенно доставал меня
взгляд Байрона - юнца с романтической наружностью.
Хоть я и решил в первый момент, что Байрон совсем мальчишка, на самом
деле он был моим сверстником. В лице его было что-то и от ангела, и от
беса. Припухлые влажные губы, энергичный подбородок и густые черные волосы.
Байрон выглядел одновременно насильником и жертвой.
Несмотря на безумие, порочность и угрозу, неприкрыто сквозившие в его
облике, хромотой он все же не страдал.
Я покончил с едой и начал торопливо пробираться к выходу. Байрон уже
стоял у двери, привалившись к косяку с самым что ни на есть богемным видом;
когда я проходил мимо, он проговорил в пространство, но вполне громко и
отчетливо:
- Случайно не Аристотель вопросил: "Почему все люди, преуспевшие в
философии, поэзии и искусстве, так меланхоличны?"
- Да, - сказал я. - По-моему, Аристотель. А случайно не он также писал
что-то о черной желчи?
Байрон довольно кивнул, словно мы поделились сокровенным знанием.
Все эти первые и случайные контакты с пациентами мало что мне дали, но
я надеялся, что это только начало нашего знакомства. Я прекрасно понимал,
что не стоит ждать чересчур многого. И если больным порой удается поставить
меня в неловкое положение - это лишь верный признак их дееспособности и
живого ума. Ведь лучше такие пациенты, чем зомби, сидящие на препаратах.
Хотя бы с этой точки зрения экспериментальная методика Линсейда внушала
доверие, но я еще долго пребывал в неведении, в чем же она заключается.
Пациенты частенько заходили в кабинет Линсейда или к Алисии, иногда я
видел, как в окнах кабинетов опускаются жалюзи, но что там происходило
после этого, оставалось для меня загадкой.
Однако за писательство пациенты взялись с несомненным жаром. Они
бродили по территории клиники с блокнотами и ручками, иногда заходили в
"Пункт связи", и оттуда доносился треск пишущих машинок, но показывать мне
свои творения они не спешили. Никто так и не сдал сочинение, и несмотря на
то, что я сгорал от желания почитать хоть что-нибудь, я их не торопил.
После катастрофы в лекционном зале я довольно долго не общался с
Линсейдом, а в редкие встречи с Алисией старался поскорее закруглить
разговор. Беда в том, что наши беседы, как правило, заканчивались слезами.
Однажды Алисия пришла ко мне в хижину со свертком одежды, и я обрадовался,
сочтя этот визит жестом примирения, - пока не увидел, что это за одежда. То
были мои собственные вещи - те самые, из пропавшей дорожной сумки.
Недоставало лишь футболки с Че Геварой.
- Где вы это взяли? - неблагодарно спросил я.
- А что такое? Вам не нравится?