"Джефф Николсон. Бедлам в огне (Психологический роман)" - читать интересную книгу автора

кому из нас конкретно, а затем узнала меня, очевидно по фотографии на
обложке, и добавила:
- Вот уж действительно попала в звездное общество, правда?
Я одарил ее своей самой чарующей улыбкой. Она была из тех женщин,
которых я бы с удовольствием очаровал. Я уже решил, что даже если больше
никто не придет, все равно с радостью почитаю отрывки. Одно присутствие
этой женщины стоило всех моих усилий. Я посмотрел на часы. Мы уже
задерживались с началом, но Рут Харрис попросила подождать еще несколько
минут. И вскоре пришли еще два человека. Грегори Коллинз и Никола.
- Простите за опоздание, - оживленно сказала Никола, словно ее
появление само собой разумелось. - Я заблудилась. А потом встретила этого
приятного человека и спросила у него дорогу. Оказалось, что он тоже идет
сюда и тоже заблудился, но все-таки мы здесь.
Мы с Грегори переглянулись и попытались найти какие-нибудь слова.
- Меня зовут Грегори Коллинз, - вымолвил я наконец, пожимая ему руку.
- А меня Боб, - ответил Грегори не моргнув глазом, - Боб Бернс.
Ничего себе имя.
- Приятно познакомиться, Боб.
- Не Робби Бернс, случаем? - спросила Рут Харрис, коротко хихикнув.
- Нет. Робби Бернс - это шотландский поэт восемнадцатого века, который
скончался в тысяча семьсот девяносто шестом году. Так что, очевидно, я - не
он, - сказал Грегори, и никто не понял, смеяться или нет.
Оставалось только гадать, какие мотивы привели Грегори и Николу на
этот вечер. Грегори, наверное, надеялся погреться в отраженных, если не
сказать преломленных, лучах славы. Возможно, хотел увидеть масштабы своей
популярности, посмотреть, что у него за поклонники. Не повезло тебе,
Грегори. Но вполне возможно, он хотел приглядеть за мной, убедиться, что я
не стану искажать его мысли. Если так, то не очень-то он мне доверял.
Игру Николы понять было труднее. Она догадывалась - по меньшей мере, -
что в ее присутствии я буду чувствовать себя скованно, и это Николу,
безусловно, устраивало, но если то была единственная ее цель, то она
проделала слишком уж длинный путь. Мне подумалось, что, возможно, Никола
собирается публично меня разоблачить, и если так, хорошо бы знать, сделает
она это во время или после выступления. До выступления я не дал ей ни
единой возможности. Как только они с Грегори пришли, мы перебрались в
заднюю комнату, и я сразу принялся читать.
Я заранее определился, что лучше начать с самых непристойных отрывков.
Хотя эти куски и могли кого-то оскорбить, равнодушными они точно никого не
оставят. Мой расчет строился на том, что аудитория будет мне незнакома, но
с нынешним составом слушателей - кого я мог оскорбить и кто мог остаться
равнодушным? А потом я решил прочесть длинный философский отрывок о языке и
молчании, явно подражательный, но однозначно свидетельствующий о крайней
серьезности автора.
Зачем мне было демонстрировать серьезность Грегори Коллинза? Зачем я
хотел выставить его в выгодном свете? Почему, к примеру, не прочел самые
слабые, самые неудачные, самые дурно написанные места? Простейший ответ -
потому что я не из таких людей. Хотя я затаил обиду на Грегори и немного
завидовал ему, зачем выставлять его перед миром полным дерьмом?
Беспричинная злоба - это не по мне. Но еще важнее: выступал-то я, а не
Грегори, и мне вовсе не улыбалось, чтобы кто-нибудь подумал, будто вот этот