"Элла Никольская. Русский десант на Майорку (криминальная мелодрама в трех повестях, #1) " - читать интересную книгу автора

Всеволод Павлович, а он Дмитрий Макарович, годков-то нам уже по сорок с
лишним набежало, можно бы и посолидней держаться. Да что с него взять? И я
отозвался довольно кисло:
- Давай вместе поглядим.
Он тут же засуетился в восторге:
- А что, не исключено, рамочка будь здоров, целый клад упрятать можно.
Раньше-то что ж мы, а? Пара колечек, говоришь, и часики. Золотые часики, а?
Ножик давай, сейчас мы ее...
- Ты поосторожнее, может, там и нет ничего, - я достал из стола
хлебную пилу и протянул ему, как обычно, уступая инициативу, - Зря раму не
курочь.
Руки у него ловкие, ничего не скажешь. Через минуту задняя стенка рамы
отошла, чуть треснув, и оказалась лежащей тут же, на столе, а мы, склонясь,
уставились на то, что лежало в выдолбленном теле рамы. Что-то там лежало,
завернутое в бумажные салфетки, несколько таких маленьких свертков,
уложенных в желоб один за другим вплотную. Коньков осторожно подцепил
пальцами крайний, вынул и развернул мягкую бумагу.
- Ну и ну, - только и сказал бывший одноклассник, - Ты такое видел
когда?
Нет, не приходилось такое видеть. Это было вовсе не то, что я искал.
Не пара стершихся золотых колечек, одно гладкое, а другое с зеленым
камешком, которые носила мама, не её старые часики, а три перстня -
тяжеленькие такие на вид, потемневшего золота, с камнями, которые
заблестели в свете лампы, засверкали, заиграли, забили в глаза тонкими,
будто лезвия, лучиками. Старинные, бесценные.
- Гоголь, - произнес Коньков, подцепляя второй сверточек, - Николай
Васильевич. "Портрет" помнишь?
Надо же, что припомнил бывший двоечник. Не иначе как от потрясения. Но
я и сам был потрясен, из-под салфетки на сей раз явились на свет несколько
обручальных колец. Откуда эдакое богатство? А приятель мой уже начал
экспертизу.
- Работа-то свеженькая, - он трогал и будто обнюхивал раму, низко
склонившись к столу, - Дерево не потемнело еще, клей надо в лабораторию
снести, я щепотку отобью, а?
Я ему верил, он профессионал, что есть, то есть, всю жизнь в уголовном
розыске. Но тогда - если тайник действительно недавний - тогда что же это?
Значит, все сызнова...
- Все с начала начинать, - подтвердил он мои мысли, - Где-то мы с
тобой напутали, Фауст, и уважаемые товарищи из вышестоящей организации
тоже. Но где мы допустили неверное предположение и пошли не по тому пути,
где же нас с тобой, брат, накололи, в заблуждение ввели, обманули таких
старых и опытных сыщиков...
Он ещё что-то нес, я знал - это он так размышляет, за суесловием у
него своя логика. И я понимал, что он имеет в виду. Только существовала
между нами маленькая разница: для него неожиданная находка означала, что в
проделанной ранее большой и сложной работе проскочила ошибка, из-за чего
результат оказался неверным, но все ещё можно исправить, надо только
вернуться и пройти заново по всем этапам, отыскать ошибку и с этого места
двигаться сызнова... То есть, для него появилась новая возможность, и он
уже горел, его уже начала бить сыскная лихорадка.