"Александр Нежный. Огонь над песками (художественно-документальная повесть) " - читать интересную книгу автора

они затрагивают тебя лично? Разумеется: десятки сцеплений, поворотов,
обстоятельств и причин, среди которых опустошительные неурожаи последних
двух лет... Дутов, снова захвативший Оренбург и отрезавший Туркестан от
России... саботаж промышленников и торговцев... Война, наконец! Но странна
человеческая натура: чем больше неоспоримых доводов приводит разум, тем
горше становится на сердце от несбыточности желания сегодня же накормить
всех голодных, обогреть всех осиротелых, добыть покой, мир и счастье всем
обездоленным. "Но хоть что-то... - стиснув зубы, вымолвил он. - Хоть что-то
смогу же я!" - уже почти крикнул под раскат грома, сотрясаясь ненавистью к
Дутову, Зайцеву, ко всяческой контре и белой гвардии, ко всем, из-за которых
раскололась и наполнилась враждой земля.
Вслед за тем, по какой-то ему самому неясной причине, из великого
множества людей, с которыми так или иначе был связан, которых знал близко
или всего лишь шапочно, необыкновенно ярко возник перед ним один - с чуть
раскосыми, темными, совершенно лишенными блеска и глубоко посаженными
глазами, с бровями, довольно круто выгнутыми и сообщающими лицу выражение
некоего постоянного удивления и вместе с тем напряженного внимания, с губами
умеренной толщины, причем одна - нижняя - была несколько надменно выдвинута
вперед, тогда как верхняя очерчена была мягко, линией отчасти женственной, с
округлым подбородком... Фролов Андрей, председатель Самаркандского Совдепа,
две недели пазад направленный в Асхабад Чрезвычайным комиссаром всего
Закаспия.
И сразу же отошло, отступило все прочее, даже Дутов, атаманские пальцы
сомкнувший на горле Туркестана...
Асхабад, бродило смут и раздоров, эсеровское гнездо, грозил воткнуть
нож в спину! Всегда там тлело... Когда этой зимой, после Самарканда, туда
приезжал, Житникову, закаспийскому комнссару, наказывал, чтоб смотрел в оба
и чуть что - всеми мерами и всеми силами... Сидели в штабном вагоне
бронепоезда... одно название, броня на туркестанский лад: хлопковые кипы...
Из-за путей доносились изредка нестройные залпы, оба знали, почему там
стреляют, и Житников всякий раз кусал губы и вздрагивающими пальцами трогал
свои лихие, концами вверх, усы. При каждом залпе, как, наверное, и у
Житнпкова, холодело и обрывалось внутри... Но не имел права, позволить себе
не мог, чтобы как Житников: бледнеть, вздрагивать и губы кусать! Сидел,
спокойно сидел, смотрел прямо и всем видом показывал, что там не убийство,
там суд вершится, суд очищающий...
Там офицеров расстреливали с казачьих эшелонов, прибывших в Асхабад на
Персии.
А Житшшову еще раз сказал: чуть что - всеми мерами и всеми силами...
Конечно, милое дело - советы давать, всю бы жизнь этим только и занимался. А
приведи самому в ту заваруху попасть?
Ангел вражды и смерти пролетел над богоспасаемым Асхабадом... так,
кажется, начиналось сообщение в "Нашей газете". В подобных случаях все
передают по-разному, кто как видит... Нет свидетелей бесстрастных,
участников - тем более. Газеты писали одно, шифрованные и нешифрованные
ленты приносили другое, очевидцы позднее рассказывали третье, в итоге
получалось: началось в июне семнадцатого, после приказа военкома об учете
мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти... Сбежались в городской
сад. Сразу же слухи: турки Баку заняли... германское наступление началось...
в Красноводске англичане... Но сильней всего вот что ударило: мобилизация!