"В.С.Нерсесянц. Сократ " - читать интересную книгу автора

противопоставление более последовательной и обстоятельной индукции -
индукции случайной и непродуманной.
Но никакая индукция, согласно Сократу, не ведет к истине, поскольку
индуктивное рассуждение оперирует внешними и случайными свойствами самих
вещей, а не их мыслительной сущностью. Божественная мудрость не только
конечный ориентир и цель познания, но и его исходный пункт.
Поэтому Сократ оперирует словами "благо", "добродетель",
"справедливость" и т.п. не как конечным результатом индуктивных рассуждений
и "общим определением", а как исходным понятием, дедукцией из бесспорной для
него божественной мудрости, которая одна только и предопределяет разумную
сущность всего остального, да и саму познавательную способность человека. "Я
решил,- рассказывает Сократ о своем переходе от натурфилософских занятий к
понятийному анализу,- что надо прибегнуть к отвлеченным понятиям и в них
рассматривать истину бытия, хотя уподобление, которым я при этом пользуюсь,
в чем-то, пожалуй, и ущербно... Как бы там ни было, именно этим путем
двинулся я вперед, каждый раз полагая в основу понятие, которое считал самым
надежным; и то, что, как мне кажется, согласуется с этим понятием, я
принимаю за истинное - идет ли речь о причине или о чем бы то ни было ином,-
а что не согласно с ним, то считаю неистинным" (Платон. Федон, 100 а-b).
Определения Сократом блага, мужества, справедливости и т. п. в качестве
знания лишь по внешней видимости являются выводом из его предшествующего
индуктивного рассуждения, по существу же они представляют собой исходный
принцип сократовского философствования. Истина, которая "рождается" в
сократовских беседах, предшествует им. Дедуктивное понятие предшествует
индуктивному "общему определению". Собственно, именно то, что Сократ уже в
начале беседы располагает соответствующим дедуктивным понятием, и позволяет
ему уверенно дирижировать ходом обсуждения. Умелое сочетание скрытой
глубинной дедукции и внешней индукции придает особый блеск и силу
сократовскому стилю беседы. Спор как будто развертывается в ключе
индуктивных рассуждений, но его итог уже предопределен исходной установкой
дедуктивного характера. Позиция Сократа в его беседах напоминает айсберг,
основная и наиболее опасная часть которого остается невидимой. Опровергнуть
в беседе Сократа значило обнаружить и отвергнуть невидимые начала его
внешней аргументации. Но собеседники Сократа не вдавались в эти глубины.
Кроме того, подобное отрицание начал сократовской позиции в беседе
означало бы прекращение самой беседы, ее превращение в обычный спор, где
каждый отстаивает свою собственную позицию и где, следовательно, не может
быть согласованного обсуждения проблемы. Вместо совместного поиска истины
получился бы обмен мнениями спорящих сторон, каждая из которых одинаково
неуступчива в своих претензиях на истинность.
Сократовская беседа исходит из предпосылки наличия объективной истины,
признание которой превращает разговаривающих в собеседников и объединяет их
познавательные усилия. Хотя именно сократовская позиция определяет и эту
предпосылку, и эту истину (или по крайней мере путь к ней), но он скромно (и
предусмотрительно!) выдает ее за нечто общезначимое и объективное, облегчая
тем самым согласие оппонента и на саму беседу, и на ее результаты. "Когда он
сам разбирал какой-либо вопрос,- пишет Ксенофонт,- то приступал к нему путем
общепринятых истин, считая это основанием речи. Оттого-то, когда он говорил,
у него более всех, насколько я знаю, оказывалось соглашающихся слушателей.
Он говорил, что и Гомер потому придал Одиссею славу надежного оратора, что