"Виктор Некрасов. Маленькие портреты" - читать интересную книгу автора

время лежал, спасаясь от холода, экономил энергию, а значит, и харчи. Летом,
когда это позволяли обстоятельства, ловил рыбу, подкармливавшую нас. День
проходил настороже - не придут ли, не схватят ли, - по ночам же у нас немцы
людей не брали, и кто прожил благополучно день, мог спокойно провести и
ночь. Читал киевскую газету с муками и стенаниями, надеясь найти что-нибудь
об СССР. Очень редко удавалось, отравив себя лошадиными порциями зловонного
пойла, найти строчку-две какой-нибудь брани или клеветы, из которой можно
было бы сделать некоторые догадки и предположения о том, что делалось у Вас.
Тут опять надо говорить, не уложишь всего в письме. Но вот пришло 21
сентября 43 года!
Двое суток немцы ходили по Остру и собирали уцелевших мужчин. К 4 часам
21 сентября обыски закончились. Я сел у окна и стал наблюдать за частями
отступавшего немецкого арьергарда. Вдруг сзади голос: где мужчина? Пришедшие
со стороны сада двое эсэсовцев уже входили на балкон по мою душу. Навстречу
вышла А. В. "Где вы научились так хорошо говорить по-немецки?" - "В
гимназии". - "А-а, в гимназии! Где мужчина, нам сказали, что здесь остался
мужчина?" - "Мужчина давно бы уехал, но он болен и везти его невозможно". -
"Вы - фольксдойче?" - "Нет". - "А почему вы здесь остаетесь?" - "На моем
попечении находится заболевший господин, он - артист, но сейчас играть не
может". - "А сколько их у вас?" - "Кого?!" - "Больных мужчин". - "Один,
только один. Во всем доме живут только двое - он и я. Это дача. Он приехал
из Ленинграда и тут был застигнут войной". - "А-а, Петерзбург!" Полусонный
немец слушал ее, глядя в одну точку, и жевал яблоко. Так продолжалось до тех
пор, пока раздавшийся на соседней улице взрыв не вывел его из оцепенения.
Тогда он махнул на А. В. рукой и поплелся в сторону взрыва, увлекая за собой
товарища. Это были последние немцы, которых я видел.
Судя по первому периоду войны, я не верил, что освобождение придет так
скоро. Немцы ведь оставили ура-блицкриг и говорили о семилетней войне.
По письмам, пришедшим от людей, не воевавших и не живших под немцами, я
видел, что они не поняли многого, не почувствовали и недодумали. От
ленинградцев же, остававшихся там до конца 42 г., письма уже были совсем
иные.
После двухгодичного нервного перенапряжения и сверхподъема после
освобождения сейчас у меня реакция, особенно чувствительная в мои годы и с
моими хворями. Но надо, надо держаться до конца во что бы то ни стало. Надо
"выжц", как говорил один парикмахер. С надеждой на это, с надеждой на нашу
встречу обнимаю Вас горячо и дружески.
Любящий Вас И. К."

После было еще одно письмо и несколько открыток.

"Жизнь нелегкая, здоровье плохое, надо бы съездить в Киев, Ленинград,
но как это осуществить... От 6-ти до 12-ти, слава Богу, включают теперь
электричество, появился в доме репродуктор, а в общем-то... Надо бы
поговорить... Предположите, что Ваш приятель или знакомый говорит Вам: "Нет,
сегодня не зайду к тебе, надо в этот чертов Остер за картошкой ехать..." Уж
тогда непременно садитесь рядом с шофером и держите путь на ул. 8 марта,
40..."

Последняя открытка, совсем уже грустная: