"Виктор Некрасов. Маленькие портреты" - читать интересную книгу автора

узнал об освобождении Остра и сразу же написал Ивану Платоновичу открытку -
откуда-то я знал, что он оккупацию перенес в Остре. Ответ - длинное,
невероятно обрадовавшее меня письмо - я получил на полевую почту, когда уже
давно выписался из госпиталя и воевал в Польше. Пришло оно незадолго до
моего второго ранения. Привожу это письмо полностью.

"1.VI.44.

Дорогой мой Вика,
...долго ничего от Вас не было, и я решил, что Вы выписались из
Бакинского госпиталя, не получив моей открытки и, следовательно, не зная,
где я и есть ли я вообще. Очень жалко было, что оборвалась связь с Вами. Я
часто думал о Вас, и Ваша открытка - первая весть с воли - показала, что
мысли эти и беспокойства не были односторонними. В день освобождения Киева я
послал открытку Зинаиде Николаевне, считая, что она придет раньше Вашего
письма. Прошло много времени, и открытка была возвращена за ненахождением
адресата. Это обеспокоило меня. В первых числах января с. г. в Киевской
газете от 31.XII.43 была помещена темпераментная, понравившаяся мне статья
"В новогоднюю ночь". Я удивлен был подписью под ней. Не могло быть такого
совпадения. Тут и имя, и гвардии капитан, и Киев, в который Вас должно было
потянуть в первую очередь. Я несколько успокоился и насчет Ваших родных,
решив (здесь я судил по себе), что если б Вы своих не нашли, то были бы
слишком подавлены и не стали бы писать для газеты. Прошло несколько лет с
тех пор, когда мы были вместе. И чем больше лет нас разделяло, тем яснее и
четче я видел, что Вы остались не только в памяти, но и в душе. Поэтому
очень рад был и второму Вашему письму, большому, но только поднявшему пласты
того, что хотелось бы узнать от Вас и что - рассказать Вам. Тут, конечно,
нужна встреча, и ее ничто не заменит. Может быть, Вы помните, что, уезжая
перед войной на юг, я надеялся увидеться с Вами и писал об этом. Поехал я в
другое место и по другому пути, а добрался до Остра в первых числах июня 41
года. Когда в сентябре через Остер прошел фронт, я оказался в дачном доме с
вылетевшими окнами, продырявленной крышей, с садом, изрытым окопами и
щелями, без денег, без вещей, без дров и даже без картошки, о которой
когда-то переводил из французской хрестоматии, что она во время Великой
французской революции спасла французскую аристократию от голодной смерти и
во все времена спасает от голода всех бедняков мира. Первые же вломившиеся
на постой немцы забрали все остававшееся из года в год в доме. Потянулись
тяжелые дни, и я не пропал только благодаря Анне Всеволодовне, знающей
немецкий и французский языки и приехавшей сюда в последнюю минуту. Что
делали немцы - Вы знаете, я мог бы рассказать кое-какие детали и случаи со
мной, но об этом можно говорить только в более спокойной обстановке.
В январе 42 г, умер от истощения Феофан Кондратьевич, я узнал об этом
через месяц и то стороной, т. к. связи с Киевом не было. Вы представляете,
как трудно было перенести эту утрату. Ведь мы с Ф. К. сели в I классе
гимназии на одну парту и с той поры не расставались до последних дней. Ни
одного пятна не было на нашей дружбе, ни одной друг от друга тайны, ни одной
измены.
О Владимире Платоновиче ничего не знаю. От жены его получил открытку,
написанную в ночь с 22 на 23 июня 41 г., где говорилось, что город не спит,
ждет налета. Больше ничего не знал, не слышал, не читал. Зимой почти все