"Виктор Некрасов. Три встречи (Рассказы, письма)" - читать интересную книгу автора Я пытался доказывать, что можно и даже нужно, но он только пожимал
плечами и, чтоб поставить точку в нашем споре (он вообще не любил споров, считая очевидно, что чем-то обижает меня, не соглашаясь со мной), стал вызывать кого-то в трубку. Мне очень нравились в Лешке его независимость, его желание иметь и отстаивать свой собственный взгляд на вещи, его сомнения, которые не всегда могли развеять даже такие авторитеты, как Куприн или Толстой, - о себе я уже не говорю. И всегда ему нужно было точно знать, для чего написан тот или иной рассказ,- он был чуть-чуть моралистом. И в то же время он чисто по-детски, эмоционально и непосредственно, переживал все, преподносимое ему книгами. Когда он прочитал "Попрыгунью", он долго не мог прийти в себя. По-моему, он даже всплакнул немного. Это, правда, не помешало ему тут же посетовать на Чехова, почему он так много места уделил "попрыгунье" и так мало такому хорошему, такому умному, такому замечательному Дымову. Ну хоть бы сказал, над чем он работал... И все это происходило в каком-нибудь полукилометре от немцев, в подвале мясокомбината, всегда набитом людьми, усталыми, злыми, невыспавшимися, где лежали и стонали раненые, где умирали. Сейчас, семнадцать лет спустя, я с какой-то особой завистью вспоминаю о Лешке, умевшем с такой легкостью абстрагироваться от всего окружающего. "Прочли ли вы то-то или то-то?" - спрашивают тебя. "Какое там... Времени нету... Давно собираюсь, да все как-то..." А он сидел себе, поджавши ногу, и читал. Где-нибудь в сети обнаружится порыв - он загнет страницу, побежит, однообразной фронтовой жизни Лешка стал для меня каким-то просветом, огоньком, на который я всегда с радостью забегал. Не помню точно когда, кажется, в декабре, нас передислоцировали, передвинули правее, на северные скаты Мамаева кургана. Все мы ворчали---пришлось расставаться с привычными, знакомыми участками, обжитыми землянками. А Лешке к тому же пришлось расстаться и со своей "библиотекой". У него действительно была такая -в прошлом, очевидно, клубная, а сейчас никому не нужная, разбомбленная, заваленная кирпичом. Вот туда он и бегал, благо это было совсем рядом и с необстреливаемой стороны. Особой системой его чтение не отличалось. Читал все, что попадалось под руку. Толстой, Чехов (к сожалению, он нашел только один том), Александр Беляев, "Первый удар" Шпанова, какие-то старые журналы с оборванными обложками, а однажды я его застал за чтением Метерлинка, которого он хотя и прочел, но не очень одобрил - впрочем, он вообще не любил пьес. Делал ли он различие в том, что читал? Да, делал. Больше всего он любил трогательное и жалостливое, "чтоб за сердце щипало". Любил про детей, про животных (пожалуй, больше всего из прочитанного его потрясла "Муму"), не любил про любовь, про войну. К моему величайшему изумлению, более чем холодно отнесся к Жюлю Верну, которым мы в свое время все так увлекались. Кстати, до войны, вернее до Сталинграда, он почти, чтоб не сказать - совсем - не читал. Родился и жил в деревне, недалеко от Саратова, кончил шесть классов... Итак, нас передислоцировали. КП первого батальона перебазировался в бетонную трубу под железнодорожной насыпью, у самого подножия Мамаева кургана. Вот тут-то Лешка и затосковал. |
|
|