"Виктор Некрасов. Три встречи (Рассказы, письма)" - читать интересную книгу автора

- Неужто у вас ничего нет почитать, товарищ лейтенант? - спросил он
меня на второй или третий день после новоселья, сидя у своего аппарата и с
тоской перелистывая наставление по стрелковому делу.
В те дни, когда у Лешки была еще собственная "библиотека", у меня на
старом месте было тоже что-то вроде этого - десятка два книг, притащенных
бойцами из разных развалин. При передислокации большинство из них я оставил
в наследство нашим "сменщикам", с собой же взял только четыре книги:
"Фортификацию" Ушакова, "Укрепление местности" Гербановского, "Медного
всадника" с иллюстрациями Александра Бенуа и томик Хемингуэя в темно-красной
обложке - "Пятая колонна и первые тридцать восемь рассказов". К слову
сказать, эту последнюю книгу я украл.
Существует мнение, что кража книг не является кражей. Я эту точку
зрения не разделяю. На мой взгляд, кража остается кражей, что бы ни
украл -серебряные ложки, бриллианты или книгу. Во всех случаях это -
преступление. И все-таки Хемингуэя я украл. Украл в штабе армии. Был там
один ПНШ - очень начитанный, очкастый, длинноносый майор, в прошлом декан
какого-то института, великий книжник. Когда я приходил в штаб по своим
саперно-инженерным делам, он обязательно заводил со мной какую-нибудь
"интеллигентную" беседу о литературе, шахматах или Художественном театре.
В однообразие обычных, осточертевших уже разговоров о минных полях,
лопатах, киркомотыгах или новом НП, который надо за одну ночь построить,
беседы эти вносили какую-то свежую струю. Но горе было в том, что майор в
своих суждениях был так банален, так любил повторять чужие слова, что под
конец он мне просто надоел со своим вечным: "А! Друг мой, зодчий бога Марса"
и нудными рассуждениями о музах, молчащих, когда грохочут пушки. Возможно,
именно поэтому я и украл у него Хемингуэя. Майор куда-то вышел на минутку, я
посмотрел на книгу, которой он только что хвастался ("Всю войну с собой
вожу, люблю в свободную от исполнения воинского долга минуту перечесть тот
или другой рассказик. Большой, очень большой и своеобразный мастер"), сунул
ее за пазуху и ушел. И бог его знает почему, но ни тогда, ни сейчас никаких
угрызений совести не испытывал и не испытываю.
Когда я нес Лешке книгу, я невольно спрашивал себя, а поймет ли он
этого писателя? Хемингуэй нелегок, не для всех, к тому же, когда я вручал
книгу Лешке, выяснилось, что он не имеет ни малейшего представления о бое
быков, без чего чтение доброй половины вещей Хемингуэя просто бессмысленно.
Очевидно, это была очень забавная сцена: сидят двое в крохотной
землянке батальонного НП, в двух шагах от немцев (в эту ночь Лешка дежурил
не на командном, как обычно, а на наблюдательном пункте), курят махорку и
разговаривают о матадорах, бандерильеро, верониках и реболерах, о которых
один ничего не знал, а другой хотя тоже немногим больше знал, но кое-что
читал и видал в детстве картину "Кровь и песок" с участием Рудольфа
Валентине.
Часа в два ночи я ушел. Была на редкость тихая, морозная, очень
звездная ночь. Немец почти не стрелял, освещал только передний край
ракетами, и домой, на берег, я возвращался спокойным шагом, ни разу не
присев. И, шагая по истерзанной снарядами и бомбами сталинградской земле,
прислушиваясь к монотонному гулу ночных бомбардировщиков- наш или не наш? -
и потом, засыпая в своей жарко натопленной землянке, я думал о том, что
завтра, к семи ноль-ноль, нужно сдать схему инженерных сооружений обороны
полка, которую, заболтавшись, не успел закончить, о том, как тесно на войне