"Виктор Некрасов. Маленькая печальная повесть" - читать интересную книгу автора

московского телевидения, который, то ли спьяну, то ли спятив, на каком-то
собрании во всеуслышание заявил, что хватит, мол, врать, давайте народу
иногда и правду-матку преподносить. - Ничего себе кадровик? Ну, его сейчас
же под белы рученьки и в дурдом... Видимо, и впрямь тронулся голубчик. Да,
так о чем мы говорили?
Так проговорили они всю ночь. Ашот даже на работу опоздал.
Расставаясь, Роман сказал, что у них на завтра намечена встреча с
кем-то прогрессивным, но он на нее плевал, не пойдет, и надо обязательно
опять встретиться. Остановились они, как выяснилось, в двух шагах от того
самого злополучного "Монталамбера", в отеле "Каирэ", малость похуже, но, в
общем, терпимо.
- Ну, на отель мы сегодня плевали, ты у меня. А завтра - Париж!



7

Ашот часто вспоминал со своей Анриетт сомнения и терзания, одолевавшие
их в Ленинграде до того дня, когда он сказал ей наконец: "Все! Едем! С
завтрашнего дня начинаю собирать бумаги..."
И началось.
Да, тогда все было в тумане. Сейчас он малость рассеялся. И все же -
это уже наедине - он иногда спрашивал себя: стоило или не стоило? Нет, что
стоило, это ясно, но насколько оправдались или не оправдались ожидания,
как прошел процесс переселения из одной галактики в другую, одним словом,
что такое эмиграция, понятие, которое всю жизнь пугало и казалось для
нормального человека противоестественным? Шаляпин, Рахманинов, Бунин,
Бенуа, Куприн, Михаил Чехов, всех и не перечислишь - все они, каждый
по-своему, тосковали по дому, по прошлому. Правда, в основном по тому, что
было "сметено могучим ураганом", даже по осуждаемому всеми приличными
людьми самодержавию. Нынешние эмигранты в несколько другом положении. Мало
кого тянет обратно. Уезжают - дети там или не дети, земля предков и всякое
такое, а если в корень глянуть, от въевшегося во все поры... Осточертело
все... А кому и кое-что прищемили.
Ну, а он, Ашот? Задохнулся? Да нет. Дышать, правда, трудновато было,
иной раз и на луну завоешь, но, в общем-то, притерся как-то. Притерлись же
остальные 260 миллионов. Преследовать не преследовали, топтуны за ним не
ходили, обысков ни у него, ни у его друзей не делали, с работой более или
менее благополучно. Ну, "Лебединый стан" Цветаевой или мандельштамовское
про кремлевского горца с эстрады не прочтешь, но иногда что-то, не самое
просоветское, нет-нет да и втиснешь. И радуешься. Жванецкий, например.
Иной раз просто оторопь берет - и ничего, сходит. Вот и Ромка.
Сейчас он сидит в "Эскуриале", сосет ледяной "хейнекен" и тоже
счастлив. В Париже он впервые, и ему все интересно. "Нет, никакого метро,
только автобус или пешком, обожаю пешком..." И они от парка Монсо - было
воскресенье, на работу не надо - до бульвара Сен-Жермен шли пешком. По
бульвару Осман, мимо оперы, зашли даже за 10 франков внутрь, поглядеть на
шагаловских коз, летающих на потолке зрительного зала, потом по рю де ля
Пэ, мимо Вандомской колонны, вышли на Конкорд, пересекли Сену и по
бульвару Сен-Жермен дошли до "Эскуриала". Сначала Роман останавливался у