"Виктор Некрасов. Маленькая печальная повесть" - читать интересную книгу автора

мире жить нельзя. Растлили! Всех растлили.
Как говорили потом, именно после этого собрания Готовцева и сказала про
быдло, сопроводив метким эпитетом.



4

Прошло какое-то время. Вполне достаточное, чтоб Ашотова Анриетт
приехала, уехала и опять приехала. Она была миловидная, с большими черными
печальными глазами, очень молчаливая и, как многим казалось, всем немного
испуганная. Но это был не страх, это было постоянное ожидание каких-то
неожиданностей.
- Естественная неадаптированность, - определил Ромка. - Просто для
твоей Антуанетты, - он упорно называл ее так, со временем окрестив
Марией-Антуанеттой, - разница во времени между Парижем и Ленинградом не
два часа, а два столетия.
В собрании друзей она всегда сидела в уголке молча, но, оставаясь с
кем-нибудь вдвоем - по-русски она говорила совсем неплохо, но так и не
преодолев твердого русского "л", - обнаруживала и ум, и познания, и умение
на вещи смотреть по-своему, а главное, неистребимую любовь ко всему
русскому.
- Вам бы только настоящего царя, - говорила она, улыбаясь и показывая
мелкие, очень белые зубы. - Доброго. Вроде монакского князя Ренье.
Монакского Ренье никто не знал, но о выборе не спорили.
- А коммунистов у него там нет? - допытывался Роман.
- Да что ты...
- Тогда подходит. Вот только с рулеткой не знаю как. Все денежки
просадим.
Еще какое-то время спустя отправились Ашот со своей Анриетт во Дворец
бракосочетаний. Там строгая деятельница в очках, с нелепой красной лентой
через плечо прочитала им ровным, без всякой модуляции голосом нотацию о
том, что муж, как истинный советский гражданин, должен приобщить свою жену
к нашим обычаям, культуре, мировоззрению (самому передовому в мире), затем
исполнен был марш Мендельсона, выпита бутылка шампанского, и советский
гражданин повел под ручку свою жену, увы, не в белом, но все же в светлом
платье (сам же он, не выдержав битвы с друзьями, вынужден был надеть
галстук) к свадебному столу.
Рануш Акоповна оказалась на высоте. Составленные столы, под которые
сунули картонки, чтоб не шатались, были накрыты белоснежными скатертями,
сияло серебро и хрусталь (понятие вполне условное), розовели тонко
нарезанные колбаса и ветчина, на блюдах красовались традиционные
винегреты, зажарено было четыре курицы, с двух маленьких блюдечек всем
улыбалась настоящая черная икра. Выпивки тоже хватало.
Роман произнес тост. В нем говорилось о двух идеологиях, растленной и
созидающей, о традиционной дружбе французского и русского народов,
заложенной еще Наполеоном, продолженной его племянником Наполеоном III во
время севастопольской обороны и закрепленной торжественным актом, на
котором все сидящие за столом сегодня присутствовали. Есть основания
предполагать, что героизм русских и французских воинов, проявленный на