"Николай Алексеевич Некрасов. Двадцать пять рублей " - читать интересную книгу автора

способности. Пробило три часа, и он опрометью бросился на улицу. Вот он у
Казанского моста... о радость! Она опять тут... Он опять смотрит на нее...
улыбается ей... Нет, душа Дмитрия Ивановича не так глупа, чтоб остаться
бесчувственной; она загорается самою чистою, безумною любовью!
С того дня Дмитрий Иванович постоянно, во время следования в должность
и возвращения, останавливался у восхитительного окошка и всегда находил в
нем таинственную красавицу. Такая внимательность не могла не пробудить
надежды в душе его. Она ждет его поутру, ждет в три пополудни... видно, ей
дорог один взгляд, одна улыбка... Гордость его росла. Он стал подсмеиваться
над приятелями, рассказывавшими ему мелкие интрижки свои, и, значительно
улыбаясь, говорил: "Вы больше знаете, вам и книги в руки; где нам, дуракам,
со сливками чай пить!"
Так прошло несколько недель; Дмитрию Ивановичу стало невтерпеж. "Что ж
ты медлишь, Дмитрий Иванович? - говорил он сам себе.- Если она девица -
женись, если дама - упади на колени... А всего вернее и всего лучше, что она
вдова... тут и ждать нечего... Судя по платью, она не бедна. Прекрасно!" И
Дмитрий Иванович побежал к Казанскому мосту. Любовь кутила в сердце его: все
пошло там вверх дном, как в доме, куда попал пьяный постоялец; но он не
замечал того: он был упоен надеждою, упитан мечтами, разгорячен желаньями...
Вот он у окна: она тут, смотрит, улыбается... О, Дмитрий Иванович! не
помешайся от счастия! Гордо и надменно смотришь ты на мир божий, на
прохожих... ты выше их... Теперь никто не скажет, как бывало, что ты
несчастен в женщинах! Счастие долго изменяло тебе - теперь оно тебе
улыбается!.. И Дмитрий Иванович, почти не помня себя, бежит на двор, отыскал
дворника, спросил у него, где вход в квартиру, в которой обожаемое окно, и
летит вверх.
Сердце его полно, признание дрожит на языке, он отворяет дверь,
сталкивается с кем-то, бежит дальше, к окну...
- - Что прикажете: остричь или завить? - спрашивает человек с добротной
физиономией и полотенцем в руке.
Ба! что за вопрос? Куда ты попал? Ты, должно быть, ошибся, Дмитрий
Иванович, не в ту дверь зашел... Посмотри: здесь только мужчины с ножницами
и гребенками; здесь везде признаки парикмахерского производства. Вот ящик с
стеклянной крышкой, наполненный париками, пуклями и пр., вот другой с
банками духов и помады; на окошках расставлены фигуры, накрытые париками и
увешанные пуклями.
Но ты неподвижен... Что ж ты себе думаешь? Что ты так пристально
смотришь на эту бездушную фигуру, стоящую на окошке, столь румяную и столь
тщательно убранную?.. Ты не можешь отвесть очей от нее, слезы навернулись на
них, ты так укорительно, так дико смотришь на нее... ты зарыдал громко...
Ха-ха-ха! Теперь все ясно. Несчастный! Что ты любил? Бездушную вывеску
парикмахера, хладный кусок картонной бумаги, болвана, на котором мосье Гелио
расправляет свои произведения! Опомнись, действуй!.. Что ж ты не исполняешь
своих замыслов? Составь же счастие этого ангела; утопи душу свою в ее
хрустальных очах! Впейся поцелуем в ее алебастро-бумажные плечи!
- - Прикажете завить или выстричь? - повторил парикмахер.
- - Стричь, стричь! - закричал Дмитрий Иванович.
Парикмахер подставил к окну стул; наш герой в беспамятстве сел на него,
и его начали стричь. В сердце его происходила ужасная суматоха. Квартиры
были все заняты, а какой-то нахал въехал со всеми пожитками и нагло