"Николай Алексеевич Некрасов. Двадцать пять рублей " - читать интересную книгу автора

требовал, чтоб ему отвели комнату. То было страшное отчаянье, недоверчивость
к самому себе, к судьбе, к людям. "Нет, видно, ничто не удастся мне в жизни;
видно, мне назначена самая несчастная доля!"
Расстроенный, полуубитый, гладко остриженный, пришел он домой. Там его
ожидал столоначальник, выздоровевший несколько дней тому назад и вступивший
в свою должность.
- - Вы написали, что запрещения на имение помещика Чудова в нашем столе
нет, а я нашел его, по делу купца...- начал столоначальник.
- - Я не видал этого дела, клянусь честью! - перебил Дмитрий Иванович,
изменившись в лице.
- - Честные люди так не делают... Смотрите, вам худо будет, мы за себя
постоим.
Пожар, пожар! Все постояльцы сердца Дмитрия Ивановича переполошились.
Воют, визжат, скрежещут зубами, сталкиваются между собой... Спасите,
спасите! Воды, воды! Га! Как там жарко! Какой страшный ад! Тут хнычет
самолюбие, разорванное на части пламенем; там обожженное терпение испускает
последний вздох; тут целомудрие стыдливо прикрывает члены свои обгоревшими
лохмотьями; там совесть, с выжженными глазами, с закопченным лицом, худая,
чуть живая, читает молитвенник; тут шевелится обгорелый, безобразный кусок
чести, раздавленный подлостью, которую столкнули с антресолей сердца...
ужасно! И посреди этого хаоса, этих полуживых уродов, бегает оно...
страшное, гробовое отчаянье... главный член рокового пира... Оно не горит,
не боится пламени; его стихия - огонь, оно тут как дома.,? А вот еще лицо...
оно невзрачно, фрак на нем поношенный... А, это ум., ум бегает как безумный,
роется в чужих пожитках и, уткнув палец в лоб, беспрестанно повторяет: "Как
бы помочь делу?"
Напрасный труд!
Дмитрия Ивановича отставили от службы, с прежним чином и аттестатом: "А
впредь не принимать",
- - Опять неудача! Когда же наконец мне что-нибудь удастся? Уж не
нарочно ли судьба так искушает мое терпение? Нет, не поддамся же ей! Часто
человеку бывает сначала несчастие, а потом вдруг - смотришь, все ему
удается!
Так думал Дмитрий Иванович, и в сердце его сделалось тише. Отчаянье
должно было удалиться и искать квартиры в другом месте. Он сидел молча,
поникнув головой, отягченной думами. Вдруг в комнату вбежала женщина...
- - Дмитрий Иванович, батюшка, кормилец, пожалуйте скорей... батюшка...
- - Что?
- - Батюшка...- повторила старуха, заливаясь слезами.
- - Да говори же, Прокофьевна, какая ты, право, странная... что ты
плачешь?
- - Да как же не плакать - батюшка, кормилец наш... Иван Миронович...
- - Что, что, что?
- - Кончается, батюшка... пожалуйте...
Дмитрий Иванович схватил шапку и побежал к отцу.
На одре смерти отец наконец простил его за то, что он не похож на него,
и вручил ему несколько ломбардных билетов. Дмитрий Иванович поплакал, счел
билеты и, по количеству их, заказал гроб покойнику. Мать его давно уже
умерла, и таким образом он сделался наследником полутораста тысяч,
накопленных отцом его в продолжение сорокалетней беспорочной службы.