"Николай Алексеевич Некрасов. Двадцать пять рублей " - читать интересную книгу автора

твоих запрос губернского правления: "Не состоит ли запрещения на имении
помещика Чудова, желающего заложить оное?" Что ж ты не отвечаешь? Есть оно
или нет? Ты краснеешь... запинаешься... ты поспешно прячешь какие-то бумаги
под спуд... Дмитрий Иванович, берегись! Порок незаметно въедается, но он
колет только, когда гладишь его по шерсти, погладь против - он убежит... Вот
ты пришел домой. Квартира у тебя в неопределимом этаже, грязна, мала, без
мебели. Ты недоволен, ропщешь, тебе есть нечего, денег только двугривенный:
мало! Полно, вздор! Сходи в лавочку, купи трески - поешь и останься
добродетелен! Не думай о стерляди, которую взял да съел твой начальник! Ты в
какой-то борьбе... ты страшен... Что с тобой? Зачем ты так часто
посматриваешь на дверь? Вот она отворилась; вошел человек, богато одетый. Ты
и обрадовался и испугался... Он говорит: "Решились ли вы? право, дело
пустое, а вы боитесь... и кому нужда справляться... а откроется, можно
сказать: по непривычке к делам упустил из виду... вот и все... Подумайте: вы
получите..."
Дмитрий Иванович, что с тобой? Или ты не слышишь, как порок дал
пощечину твоей добродетели? Дмитрий Иванович, пробудись! Он гонит ее из
квартиры, один хочет поселиться в твоем сердце. Вот добродетель собрала под
мышку свои пожитки и ждет у порога; порок отворил дверь и дразнит ее
языком... Одно твое слово - и квартира за ней; другое - за ним! Что ж ты
медлишь? Реши! Слышишь ли? В сердце твоем началась драка! Скорей за
надзирателем! Где он, где твой рассудок? Он угорел в квартире порока, он
пьян... спит! Горе, горе тебе! Беги! Запой романс, который ты и так петь
любишь:

Я в пустыню удаляюсь
От прекрасных здешних мест!

Но ты недвижен... Ты наконец протянул руку...
О вы, души чувствительные, поплачьте вместе со мной за Дмитрия
Ивановича... Он пал, пал, как может падать неподдельная китайская
добродетель... Кредит сердца его упал, квартиры подешевели, в них может
селиться всякий сброд... он гибнет и, преступный, на краю бездны,
благословляет судьбу свою. Три тысячи не шутка. Он сделал себе щегольское
платье, нанял квартиру в четвертом этаже, стал поигрывать в вист, волочиться
за хорошенькими. Квартира в сердце его очистилась, и любовь поспешила занять
ее. Он жил в Ямской, откуда ежедневно в девять часов утра маршировал по
Невскому проспекту до места своего служения и тем же путем возвращался назад
в половине четвертого. Он, грешный человек, любил поглазеть по окошкам, и
вот однажды у Казанского моста глядит он в окно второго этажа, видит даму,
которая пристально на него смотрит; он остановился: дама не отходит, он
делает глазки: дама не сердится... И вот рой мечтаний, сладких, упоительных,
нахлынул в его душу. Он всматривается в чудные формы красавицы, которая до
половины открыта его взору. Лицо ее живо и правильно, глаза блестят
удивительно, волосы чудно зачесаны, и по плечам вьются локоны. "Что за
локоны, что за прическа! Она должна быть из знатных! И она обратила на меня
внимание!" И он чувствовал, что сердце его стесняется: в нем прибыл жилец -
чувство собственного достоинства и гордости! Неизвестно, сколько тысячелетий
простоял бы Дмитрий Иванович перед окном второго этажа, если бы не вспомнил
о службе. Он не мог ничего делать; зарождающаяся любовь охватила все его