"Владимир Нефф. Прекрасная чародейка ("Петр Кукань" #3) " - читать интересную книгу автора

глубокую, а не какие-то пенные кружева. Не считая этого мелкого
несовершенства, так сказать, косметического изъяна, "Дульсинея" вела себя
превосходно и на палубе ее царил блаженный покой, ибо, кроме вахт у
штурвала да на носу, других работ не было. Вечерами, после заката, матросы
ослабляли тали, по утрам, когда испарится роса, снова их натягивали - вот и
все. Помимо дельфинов, резвившихся вокруг судна, куда глаз хватал, не было
заметно признаков жизни, разве что порой огромный серый альбатрос взмахнет
в вышине крылами и замрет, распахнув их во всю ширь; или спланирует к
палубе, видно желая рассмотреть ее поближе, да поскорее удалится, словно
то, что он увидел на судне, внушило ему ужас. Петр поделился с капитаном
этим наблюдением.
- А я ему, альбатросу, и не удивляюсь, - отозвался тот, - потому как
человек - ужасная сволочь.
- Возможно, - согласился Петр. - Но в такие минуты, как эти, я охотно
забываю и прощаю все, что причинили мне люди.
Он в самом деле был счастлив как никогда. При своем атеизме, можно
сказать врожденном, поскольку он отлично гармонировал с его непримиримым
бунтарским духом, не признающим ни выдумок, ни догм, Петр прекрасно знал:
то, что мы называем природой, абсолютно равнодушно к человеческому племени,
рождающемуся, живущему в убогости и в убогости умирающему. И все же он не
мог прогнать мысли, что блаженный покой этого плавания домой, к султану,
которого он любил как более слабого, нуждающегося в его помощи друга, к
прекрасной Лейле, чье имя обозначает долгую темную ночь, - этот покой
благословенным образом связан с его удачей, с его победой, достигнутой в
тот момент, когда все было потеряно. Петр часто сиживал на рее передней
мачты, имея за спиной грот-мачту, а под ногами женскую голову с выпученными
мертвыми глазами - предположительно голову Дульсинеи, ибо именно ее резной
бюст украшал нос судна, - и, пристально вглядываясь в неподвижную черту
горизонта, подводил итоги своей жизни и находил их удовлетворительными.
Было ему всего двадцать три года, из них три, проведенные в сточных каналах
сераля, следовало откинуть, ибо возраст - так он решил для себя -
измеряется числом лет, прожитых на земле, но отнюдь не под землей.
Приблизительно столько же, то есть двадцать, было и знаменитой Жанне д'Арк,
когда она погибла на костре. И разве он, Петр, сделал не то же самое, что и
прославленная pucelle, Дева, посадившая на французский трон слабовольного
Карла VII? Слабый Карл или Людовик XIII - какая разница? Напротив, в этом -
захватывающая аналогия. Если же и есть тут разница, то только и пользу
Петра: Деву сожгли заживо, меж тем как Петр всего лишь обжег руку, сам же
остался цел и невредим и вот спешит теперь, помня о благе и пользе всех
народов, снова взяться за свое служение; и приветствуют его небо и море, а
также дельфины, обезумевшие от радости, что он существует на свете, в то
время как альбатросы спасаются бегством, ужаснувшись его величию.
Все прекрасно, но прекраснее дня - часы рассвета. В теплых
предутренних сумерках сначала возникают смутные, легкие, колышущиеся тени -
восходящее солнце отбрасывает их от низких сверкающих волн; потом там, где
небесный свод соприкасается с морской гладью, вспыхивает ослепительная
искра, она превращается в быстро вырастающий раскаленный уголек - и вот во
всем своем сияющем величии появляется Гелиос на золотой колеснице,
запряженной четырьмя огненными скакунами, и улыбается приятелю своему Петру
из рода Титанов, а тот, сидя на своем рее, дружески помахивает ему в знак