"Иван Яковлевич Науменко. Сорок третий (Роман) " - читать интересную книгу автора

душевного равновесия, когда трудно принять правильное решение. Он уже
знал, что с немцами не останется, глядел на них с лютой, бессильной
злостью. Но выхода не видел. Его руки были в крови, а кровь так легко не
смывается.
Он строил много планов: убить гебитскомиссара, сделать так, чтобы в
местечке погибло как можно больше немцев, и, наконец, погибнуть самому, но
после долгого размышления эти свои намерения отклонял.
Затаенно, не вполне осознанно он все-таки хотел, чтоб его вспоминали
добрым словом и после смерти. А так могли подумать, что он что-то не
поделил с недавними господами.
Человек не может жить в одиночестве. Постепенно Лубан начал
открываться друзьям-товарищам, с которыми связала его горькая година
оккупационной судьбы. Бригадир путейцев Адамчук, начальник местной
промышленности Толстик, начальник пожарной команды Ольшевский так же, как
и он, уразумели, что сели не в тот воз. Лубан считал их мелкими сошками:
привыкли сладко есть, пить и потому с необыкновенной легкостью поменяли
хозяев. Никаких убеждений у них нет и не могло быть. Жили как живется,
спасали собственную шкуру. Но их положение проще: немцам служили, были
начальниками, однако кровью себя, как он, Лубан, не запятнали.
У них, заговорщиков, было много пьяных сборищ, бесед. В результате
родилось решение, что надо искать общий язык с партизанами. Но так просто,
с пустыми руками к партизанам не придешь. Надо было что-то сделать,
как-нибудь насолить немцам, чтобы там, в лесу, посмотрели на них,
теперешних немецких прислужников, более ласковым оком.
Втянули в компанию Годуна, заместителя начальника полиции. Этому
хитрому, вертлявому человеку, который до войны служил начальником
уголовного розыска, не надо было долго объяснять, что от него требуется.
Партизанам не хватает оружия, поэтому Годун за какой-то месяц сделал так,
что в тайном хранилище заговорщиков оказалось три ручных пулемета и более
десяти винтовок.
Еще осенью возникло намерение подвести под партизанский удар
какую-нибудь волостную или даже часть районной полиции. Но без надежной
связи с партизанами осуществить такое дело невозможно. Годун исподволь
начал заводить переговоры с прудковским старостой, который, по мнению
всех, кто собирается у Адамчука или Толстика, давно связался с лесными
хлопцами. Но пока шли эти предусмотрительные двухсторонние переговоры,
партизаны сами разогнали лужинецкий, литвиновский и пилятичский гарнизоны.
Откладывать выход в лес дальше уже нельзя...
Случилось так, что круг заговорщиков, в который вначале входили
только местные начальники, постепенно расширялся за счет людей, которые
вообще отказывались от службы у немцев. Лубан тут ни при чем. Их втянули
хитрый Толстик или тот же Годун. Хотят, наверное, создать видимость
подпольной работы тут, в местечке. Мол, не сидели сложа руки. Лубан против
маскарада. Может, от этого на душе лишняя тревога.
Заместитель бургомистра не спит. Лежит на топчане, подложив под
голову старую фуфайку, от которой пахнет мазутом, перегоревшим углем и еще
чем-то особенным, что бывает только на станциях. Он любит эти запахи, так
как сызмалу жил около железной дороги, в казенном доме, где, наверное, и
теперь доживает век старый, сгорбленный, давно покинутый взрослыми
сыновьями отец. Мать умерла несколько лет назад.