"Фернандо Намора. Живущие в подполье " - читать интересную книгу автора

Васко, охладив его пыл. Когда Васко загорался, окрыленный надеждой, что в
нем вновь пробудилось вдохновение, он должен был браться за работу
немедленно, потому что боялся, как бы этому нетерпеливому стремлению не
помешали внешние обстоятельства или же неуверенность, предвестница
поражения. Оставалось только скрепя сердце потратить несколько минут, чтобы
привести материал в нужное состояние. Или же отступить - а в последние годы
для него стало наслаждением отступать, поддаваться парализующей усталости,
инерции, притупляющей боль разочарований. Отступление означало, однако, что
придется вернуться к разговорам на террасе, к Азередо и супружеской паре из
автомобиля цвета слоновой кости, которая явно томилась от скуки:
- Ужасно, когда море холодное.
- В последнее время ходят слухи, что вода у этого берега потеплела. Но
никто толком не знает почему.
- В самом деле?
- Как будто. А почему бы тебе это не проверить?
- Что ты, дорогой, в такую пору?! Когда так ласково припекает солнышко!
- Сейчас самая пора, - с ленивым благодушием вступила в разговор Сара.
И снова муж:
- По-моему, ты взяла не свой стакан. Из этого стакана пил Васко Роша.
- Не все ли равно. Может быть, так будет вкуснее. Что вы на это
скажете, Васко?
Скука людей, не знающих, что делать со своим временем и с собой, -
скука, которую они привезли из дому и которая будет следовать за ними
повсюду. Дочь Жасинты привлекли шелковистые волосы Сары, распущенные по
плечам, и она потянулась, чтобы их погладить, но отдернула руку прежде, чем
кто-нибудь заметил ее жест, и коснулась растрепанных воображаемым ветром
длинных волос на разбросанных по полу модных журналах, где были изображены
стройные девушки. Ее пальцы ласково поглаживали бумагу, снова и снова
расчесывали волосы, а глаза светились нежностью, которая словно бы исходила
от этих девушек. Азередо зевал, откровенно и с удовольствием, равнодушный к
запоздалым трелям тирольского певца. Сара с улыбкой увядающей розы печально
созерцала свою минувшую молодость, поднеся мундштук с сигаретой ко рту, и
тотчас все руки потянулись к ней с огнем. Победил тот, кто сумел зажечь
зажигалку уже в кармане. На западе появилась багряная полоса. Вершины горных
хребтов стали кроваво-красными, точно ветер содрал с них кожу. Еще несколько
минут, и наступит молчание, вялое и пресыщенное, нарушаемое лишь короткими
резкими фразами вроде той, какую Арминдо Серра бросил Азередо:
- Вы сегодня целый день плюетесь. Что у вас, нервный тик?
- А вам неймется с вашей бальзаковской наблюдательностью.
Сверкнувшие было ножи тут же спрятались в ножны равнодушия. Вероятно,
они осточертели друг другу. А ему, Васко, больше всех. Даже больше, чем
Азередо.
Мастерская была очень кстати. Но действительно ли его интересовала
работа? С каждым днем (давно ли?) в нем росло разочарование даже в том, чего
он еще не осуществил. Сколько вещей остались незаконченными, брошенными на
середине, точно памятники неверия в себя, памятники дезертирства, хотя иные,
и незавершенные, говорили о сдержанной ярости, не столь сильной, чтобы
придать им одухотворенность, но достаточно красноречивой, чтобы поведать о
борьбе с эрозией, поразившей их творца. Законченные же скульптуры, которые
он должен был закончить, с ужасающей силой свидетельствовали о