"Фернандо Намора. Живущие в подполье " - читать интересную книгу автора

("сигналит не переставая, все нервы мне издергал"), она не могла от него
отделаться и вынуждена ехать на деловой коктейль. "Кажется, там будут
иностранцы. Шведы или черт их знает кто. Они поставляют какое-то
оборудование для завода пластмасс или что-то в этом роде. Воображаю, какие
это зануды и ничтожества, но, раз я ношу юбку, придется их терпеть.
Развлекайся хоть ты, дорогой". Развлекайся. Загадочная фраза прозвучала с
затаенной насмешкой. А когда он пошел прощаться с Барбарой, перед ним,
загораживая двери, предстала молоденькая блондинка с широко раскрытыми,
прозрачными, как стекло, глазами, которую хозяйка подталкивала из коридора в
комнату.
- Вот тебе сюрприз, Васко. Это Клара, ты ее не помнишь?
По его недоумевающему виду сразу можно было угадать ответ, он понятия
не имел, что это за Клара, которая, улыбаясь, или, точнее, безмолвно
раздвигая влажные губы, отрепетировав, вероятно, эту улыбку, пока он
выслушивал пространные извинения Жасинты, ожидала, когда в затуманенном
мозгу Васко наступит просветление.
- Клара, это она сделала два рисунка, которые так тебе нравятся.
Он вынужден был ответить:
- Ах, да.
- Видишь, ты все же вспомнил. Кларинье безумно хотелось с тобой
познакомиться. Ну, потолкуйте там, в комнате. Жасинта славная баба, она не
обидится.
Там, в комнате, где они уединялись с Жасинтой. Смущенный, он не
протестовал, когда Барбара втолкнула его обратно и дверь захлопнулась, не
дав ему времени опомниться; ничто теперь не защищало его от этих прозрачных
глаз и застывшей влажной улыбки. У Клары были очень ровные, пожелтевшие от
табака зубы. Но, боже праведный, что за улыбка, ее словно приклеили к губам
липким пластырем. Кларинья? Ах, да! Это ей принадлежит рисунок мелом на
черном картоне и силуэт балерины с длинной, как у козы, шеей, который
Барбара повесила в прихожей над электросчетчиком. Кларинья - блондинка с
высокой талией, отчего ноги кажутся непомерно длинными. Едва ли не
благоговейно она взяла его за руку и сказала:
- Наконец-то Барбара представила меня господину, с которым приятно
посидеть.
Девушка взмахнула ресницами, и глаза ее вдруг перестали напоминать
прозрачное стекло. Они были близорукие. Просто близорукие и маленькие, а
лицо напрягалось от усилия, когда она хотела что-нибудь рассмотреть. Очки,
придававшие ее взгляду блеск и глубину, она непринужденно положила на ночной
столик, и этот жест показался Васко бесстыдным, словно Кларинья сбросила
одежду и ожидала, когда Васко приблизится к ней. Обоих, однако, разделяла
туманная пелена отвращения. Где-то далеко была Жасинта; где-то далеко
раздавался смех; откуда-то издалека доносились слова, которыми Кларинья,
великодушно оправдывая его замешательство или сопротивление, его пассивность
и нежелание сделать навстречу хотя бы шаг, пыталась смягчить потрясение
Васко, вызванное этой внезапной близостью:
- Так вдруг, сразу, да? Признаться откровенно, я тоже предпочитаю,
чтобы за мной немножко поухаживали. Прогуляться, выпить вина, чуточку
поболтать. Мы ведь не животные. Даже если кто-то тебе нравится. Вот,
например... хотите послушать? Я расскажу вам историю, которая пришла мне
сейчас в голову. Предположим, по дороге в кондитерскую в Байше я