"Фернандо Намора. Живущие в подполье " - читать интересную книгу автора

IV

...Другие воспоминания.
Например, те, что главным образом связаны с Алберто. С человеком,
который с недавних пор стал вызывать в нем беспокойство, а порой даже
ненависть. А ведь Алберто - мальчишка. Мальчишка с вечно потными руками. Он
приходил в студию после занятий, никогда не пробуждавших в нем интереса, и,
боясь помешать, застенчиво говорил:
- Можно мне остаться?
Словно просил об особой милости.
- Конечно, можно.
- Спасибо.
Алберто еле слышно благодарил. Казалось, он не верит разрешению или
раскаивается, что вынудил Васко к согласию. Он не решался подать руку, и от
смущения ладони его с резко прочерченными линиями покрывались крупными
каплями пота. Если он все же отваживался протянуть руку, то всегда говорил
при этом извиняющимся тоном:
- У меня ладони влажные.
- Не беда.
Но однажды Васко заметил:
- Тебе надо лечиться. Это от нервов.
Юноша смутился. Лицо его вспыхнуло, губы задрожали, как у ребенка,
который вот-вот расплачется. Не от обиды. А от стыда.
Алберто приходил в мастерскую не наблюдать за работой Васко (он всегда
старался не мешать, не задавал вопросов, даже если что-то и вызывало в нем
любопытство, и лишь смотрел, как работает Васко, хотя тот и пытался вызвать
его на откровенность: "Ну как? Ты же знаешь, что можешь говорить правду");
он приходил, чтобы просто побыть там; приходил, потому что Васко привлекал
его и значил для него все больше. Нередко Алберто поджидал Васко у дверей
ателье. А когда наступали холода, за окнами выл ветер, град барабанил по
крыше и калорифер не мог согреть огромное помещение, напоминающее ледяной
погреб, он с возрастающим беспокойством следил за тем, как Васко поглаживает
левое плечо, затем обводил утомленным взглядом ненужный хлам - гипс, бумагу,
краски, холсты, - пока не обнаруживал алентежанский плащ. Алберто всегда
знал, где искать плащ и когда нужно набросить его на плечи скульптора.
Потом, покраснев, он отводил глаза, чтобы не видеть ласковой улыбки Васко, а
в ушах у него звучала фраза, произнесенная Васко, когда он впервые набросил
на него плащ: "Наверное, эти боли начались у меня после тюрьмы. Там я провел
целую ночь на мокром тюфяке". Если в мастерской бывали посетители, и
особенно эта странная пара (он - тощий, с пегими седеющими волосами, с
вечной презрительной гримасой - сыпал ядовитыми остротами, считая все
искусства пораженными гангреной театральности, а жизнь - генеральной
репетицией бездарной пьесы; она дымила как труба, куря сигарету за
сигаретой, словно желая поскорее опустошить пачку, и всякий раз, как
открывала рот, произносила медовым голосом очередную глупость: "Ты
потрясающая личность, Васко! Только почему твои женщины похожи на жираф?!
Посмотри, разве у меня такая шея, как ты вылепил из глины"), - итак, если в
мастерской бывали посетители, бывали чужие, Алберто отправлялся в молочную