"Фернандо Намора. Живущие в подполье " - читать интересную книгу автора

- Он тренирует мой мозг.
- А какого ты мнения об этом мерзавце?
- Он противоядие от скуки.
Когда ему надоедала суматоха, а роль амфитриона все же налагала на него
обязанность развлекать наиболее требовательных гостей, из тех, что выгодно
покупали у него картины, Малафайя уединялся в мастерской, которую велел
построить в самой чаще соснового бора, где тишина, словно усталая птица,
реяла над деревьями. Пусть гости сами о себе позаботятся. Или за ними
присмотрит Сара, ласковая близорукая Сара, всегда имеющая томный, рассеянный
вид. А он, охваченный лихорадочным возбуждением, принимался писать, словно
на пятьсот километров вокруг него ничего не существовало. Стоило посмотреть
на его схватку с холстом, девственным пространством, наводящим ужас, подобно
необозримой пустыне, которое он в конце концов заполнял резкими мазками,
напоминающими разноцветные бандерильи, воткнутые в спину разъяренного быка.
Это была настоящая битва. Малафайя прицеливался, чтобы нанести удар кистью
издалека, точно метал копье матадора. И всякий раз на холсте, на спине у
быка, раскрывалась рана, из нее фонтаном хлестала кровь, не обязательно
алая, а цвета охры или тутовой ягоды, но зато теплая и густая, как
настоящая.
Это произошло в воскресенье. На террасе собралась добрая дюжина гостей;
в душном воздухе жужжание голосов то взвивалось вверх, то вновь опускалось,
словно назойливый слепень, когда вдруг по аллее пронесся открытый автомобиль
и резко остановился, завизжав тормозами, как раз рядом с компанией, которая
слушала рассказ Арминдо Серры о поездке в Соединенные Штаты. Дверцы
автомобиля открылись, потом с шумом захлопнулись, и гости направились к
террасе, словно ступали по завоеванной территории. Это были Жасинта, ее муж
и дочь. Кто из них больше не походил на двух других? Жасинта вызывающе
вздернула подбородок (такая же манера была и у Марии Кристины, только у той
вызов ощущался смутно, прикрытый упреками или едкой иронией), хотя,
возможно, впечатление дерзкой заносчивости возникало из-за черной родинки,
похожей на вонзившее жало насекомое. По ее гордой осанке, нетерпеливому,
ищущему взгляду сразу чувствовалось, что она стремится завладеть кем-нибудь
одним или всеми, что с ее появлением тотчас пропадет интерес к Арминдо
Серре, которого до сих пор все же слушали, несмотря на послеполуденную жару.
Муж Жасинты, худой и смуглый, приблизился к террасе без всякого
воодушевления, с улыбкой актера, утомленного трехнедельными репетициями, но
тут же попытался изобразить из себя лихого малого, который водит машину с
открытым верхом, искусно тормозит и появляется в обществе с женщиной,
которую и добродетельный обыватель, встретив на улице, почтет своим долгом
раздеть взглядом. Дочь держалась поодаль. У нее был робкий взгляд птенчика,
еще не отваживающегося улетать далеко от родного гнезда, и жесткая складка у
губ. Еще не узнав людей, она их уже ненавидела.
Вновь прибывших представили в той небрежной манере, когда не удается ни
назвать, ни расслышать имен, и Арминдо Серра, тщетно пытавшийся сделать вид,
что неожиданная помеха его не задевает, вновь продолжил прерванный на
середине рассказ. Но нить повествования, вероятно, уже ослабла и могла
порваться от первых же нападок Малафайи, неспособного слушать длинные
истории, или же окончательно запутаться.
Итак, говорил Арминдо Серра, все американцы, написано ли у них на лицах