"Анатолий Найман. Сэр " - читать интересную книгу автора

- Что значит быть модным лектором? Как это получается?
- Чтоб люди ходили, это все.
- Ну вот на ваши лекции ходили...
- Ходили.
- ...на Бергсона ломились. Но, как говорит мой друг художник,
"есть художники, которые гораздо лучше, чем я, но их никто не
покупает".
- Да, это так. Это так. Великие ученые - плохие лекции дают.
Бывает. Великие ученые - и не умеют.
- Но есть специальное понятие "модный лектор". Вы не были модным
лектором или были?
- В Оксфорде нету этих дам, которые туда шли. Я потом, когда был прием,
дам не видел, не было... Мой друг Maurice Bowra, который был эксперт по
всему русскому, который немножко завид... известная зависть у него была,
сказал мне после лекции: "Совсем неплохо. Как хороший перевод с
латвийского?"
- Ну не первого класса шутка, не первого...
- Согласен.
- ...ее можно придумать, она напрашивается.
- Он был в известной степени... он сколько-то завидовал мне.
- Он был англичанин.
- О да.
- Его лекции должны были быть хорошим переводом с английского...
Тоже не Бог весть какая шутка, но немножко лучше, да?
- Его лекции никуда не годились.
Этот "перевод с латвийского" дернул узелок, мне на память не мною
завязанный. Моя мать родилась в июне 1909 года, через девять дней после
Исайи, и там же, где он,- в Риге. Аналогия, которую при желании можно
высосать из такого совпадения, никуда не годится, тем более что конкретно
родилась она в Режице, по-латышски Резекне, в трех часах поездом от Риги, и
в Ригу была перевезена младенцем. Но сопоставление, одну сторону которого -
судьбу матери - я знаю изнутри и на протяжении долгого времени, а другую,
Берлина,- с его или чьих-то слов, может дать пищу не совсем уже оголтелым
догадкам и с помощью одной приоткрыть дополнительное измерение для другой.
Может и не дать, и не приоткрыть, но я однажды по сходному поводу уже
попадал в комическое положение и теперь постараюсь лишнего не говорить и ни
на чем не настаивать.
Повод был приход в гости американца с фамилией, очень близкой к моей -
Наймарк. Кто представляет себе обстоятельства первой, производившейся сплошь
и рядом со слуха, переписи евреев в какой-нибудь Германии или Польше и
провинциальных чиновников, умножавших неточности и прямые ошибки при выдаче
каждого нового документа, согласится, что близость много больше, чем
разница. И в придачу он был очень похож на моего отца и его родню - внешне:
череп, взгляд, лицо, выражение лица. Было и бросающееся в глаза отличие:
американец был здоровенный, под два метра, а мой отец, его братья и кузены -
довольно субтильные, метр семьдесят или чуть больше. В гости он пришел как
"друг друзей", это часто тогда бывало - иностранцы, ехавшие на стажировку в
Россию, брали чьи-нибудь адреса у недавних русских эмигрантов.
О фамилиях и как они могли быть во времени преображены, а главное, о
чертах бесспорного фамильного сходства я ему сказал с порога. Он принял мои