"Анатолий Найман. Сэр " - читать интересную книгу автораискал везде, искал по каким-то, понимаете ли, лазил, ходил к Patricia, моей
секретарше, смотрел на какие-то ящики, где лежали поблекшие какие-то листы, все делал, находил какие-то tapes, абсолютно забытые, играл их. Ему я обязан всей моей репутацией, тому, что он сделал, это дело его рук". Он сказал "предан" вместо "обязан" - придав объяснению оттенок благодарности. То, что критик Берлина принял в его чтении лекций за "могучую машину убеждения", было, я подозреваю, исходившим от лектора обаянием. Выступал ли он с кафедры, обсуждал ли что-то с глазу на глаз, болтал ли за обеденным столом, обаяние его личности ощущалось физически: потеплением атмосферы помещения, все большим удобством стульев, вдруг замечаемым улучшением самочувствия. Критические способности слушателей, что и говорить, сковывались - за ненадобностью: как стратегические способности военного или спортивные автогонщика, когда они разговаривают с, положим, матерью или возлюбленной. Это не обольстительность, даже не очарование. Среди качеств, составляющих природу обаяния, главное - заинтересованность. Обаятельному человеку интересно все, что его окружает и с чем он встречается, в частности, и ты - интересен так, что и тебе он передает свой интерес ко всему на свете. Мир, еще только что обыкновенный, захватывает тебя - таков механизм воздействия обаяния. Обаяние всегда равно себе, хотя бы обаятельному человеку, чувствующему себя самим собой в кабинете или гостиной, пришлось выходить к аудитории; предпочитающему отвечать двумя-тремя острыми словами или залпом монолога на чью-то реплику - произносить лекцию. Стихией Исайи был разговор, мгновенно возвращающий тиграм и крокодилам черты человеков - до которых он всю жизнь испытывал такую жадность. Когда я приехал на год в занимался всю жизнь, немножко ему надоели, но к людям интерес был жгучий. Он с напором подтвердил: "Это так. Правильно. Я книги больше не читаю. Я засыпаю над ними, просто из старости, старости лет. - А люди продолжают быть занимательны? - О да. О да. Всегда были. Не только люди, с которыми я имею дело непосредственно: люди, которые гуляют по улице, мне интересны. Я засматриваюсь на их головы, смотрю в их лица, они обижаются. Я слишком пристально смотрю - как человек, который интересуется птицами, так я интересуюсь людьми. - В Москве, в Ленинграде, когда я еду в метро на эскалаторе, я "читаю" лица. - Я не читаю лица, нет. Я не спрашиваю, кто они, чем они занимаются. Это делал Дягилев. Дягилев, Бенуа и Бакст, они сидели в Cafe de la Paix в Париже - когда люди проходили, они судили, кто они. Бакст по платью, Дягилев не знаю по чему, Бенуа по общему виду. Потом должны были спрашивать их: "Скажите, вы портной?" - они обижались. - А был период, когда книги были более интересны, чем люди? - Никогда. Я всегда был очень общительный. Общительный. Меня всегда веселили люди. Когда мне было скучно, люди приходили, и мне становилось более или менее весело. Я никогда не скучал с людьми. Глава II - Когда я дал мою первую лекцию как профессор, inaugural lecture |
|
|