"Юрий Нагибин. Певучая душа России" - читать интересную книгу автора

расчет "благородного" Ансимова. Вернемся в последний раз к волнующему
вопросу "о зрительницах".
Уже упоминалось, как донимали Лемешева не знающие меры поклонницы,
сколько причиняли ему огорчений. Они и сами это знали, но ничего не могли
поделать с собой, старались лишь реже попадаться на глаза. Но однажды, когда
Лемешев раньше обычного вышел из артистического подъезда, буквально во все
стороны брызнули осаждавшие двери зазевавшиеся почитательницы. И, как всегда
у Лемешева, врожденная доброта взяла верх над досадой. "Ну что вы, в самом
деле, раскатились, как сыры!" - сказал он мягко, жалеючи. С тех пор повелось
называть "сырами" лемешисток и лемешистов. Но вот какие неожиданные повороты
делает жизнь: с годами из несмети, осаждавшей Лемешева, выкристаллизовалась
группа людей, чья безмерная преданность артисту и человеку, самоотверженная
любовь и понимание скрасили ему сумеречные дни ожидания ухода (он тяжело
болел, ведал о скором конце, не боялся этого, хотя грусть порой наплывала на
его светлую душу). С. Я. Лемешев прожил не простую, бурную, с трагическими
перепадами, но в общем-то прекрасную жизнь, и на закате у него оказались
замечательные друзья, готовые за него в огонь и в воду, помогавшие ему в
работе (он до последних дней не переставал трудиться для радио и
телевидения), способствовавшие его связям с миром, - и это великое счастье,
не столь уж часто выпадающее смертным. Господь бог за одного праведника
помиловал грешный народ, здесь праведников куда больше, и ради них простим
всех бедных крикуний, которые на последние денежки покупали веточки мимоз
или букетик фиалок тому, кто олицетворял для них всю красоту и радость
жизни. Право же, есть грехи куда худшие. Вот мы сейчас о них и поговорим. Но
сперва мне хотелось отдать должное благородным и бескорыстным людям, не
позволяющим злу перетянуть на весах вечности.
Установив, о каком Лемешеве пойдет речь, Ансимов тратит много
недобросовестных слов, чтобы скомпрометировать отношение к драматическому
искусству одного из очень немногих оперных певцов, умевших играть и
создавать полнокровные образы.
Лемешев умел и любил это настолько, что отказался от предназначенного
ему по праву образа Грицька - надоели красивые герои, - чтобы сыграть
сатирическую роль Афанасия Ивановича. Но Лемешев, не только близко
наблюдавший, но и принимавший прямое участие в мучительном эксперименте К.
С. Станиславского, раз к навсегда усвоил главное: то, что способно украсить
драматический спектакль, губительно для оперы, которая должна прежде всего
дать простор певцу. Этого не понимал молодой режиссер Г. Ансимов: на
репетициях он замучивал комическую оперу Обера суматошными мизансценами
обычного комедийного театрального спектакля, где чем больше неразберихи, тем
смешнее, заставляя вокалистов играть, как актеров драмы. Так играть Лемешев
не хотел, уплатив долг подобным заблуждениям еще в молодости. Ансимов с
гордостью несколько садистского оттенка подробно повествует, как он замешал
Лемешева, в устроенную на сцене кутерьму. Вот он напустил на Лемешева
"разгневанного" Милорда-Воловова с фонарем. С опаской глянув на Милорда,
Лемешев, не прекращая пения, отошел влево, но там столкнулся с
Церлиной-Гусельниковой. Тогда он решил уйти вправо, но на том конце
угрожающе размахивал шпагой Лоренцо-Орфенов. Оглянувшись вокруг, Лемешев
убедился, что самым безопасным будет для него то место, которое было
определено для Фра-Дьяволо раньше. Нехотя, пожимая плечами, всячески
показывая тем самым, что у него просто нет другого выхода, он перешел туда.