"Юрий Нагибин. В дождь" - читать интересную книгу автора

маманя!.. Чего там!.." "Ох, сынок, зачем-нам все это?.. И кому достанется?..
Во сне ты, что ли живешь?" Демин молчал. "Уйду я от тебя,- вдруг сказала
мать.- Есть у меня свой угол". "Да что ты, маманя? - испугался Демин.-Нешто
нам плохо вдвоем?" "Плохо, сыночек, плохо. Не могу я на тебя глядеть.
Сколько же можно так маяться? Неужто ты порченый какой и за тебя ни одна
девка не пойдет?" "Да где их взять, девок-то? - не глядя матери в глаза,
оправдывался Демин.- Как в цвет входят, так из деревни - деру. Не
приживаются девки на нашем грунте". "Да ведь гуляешь ты с женщинами, Михаил,
я же знаю. Что ж, они только для баловства хороши, и ни одна жениной работы
не справит?" "Не придутся они тебе, маманя",- врал Демин. "Не обо мне речь.
Мне теперича любая придется, лишь бы ребятеночка выносила. Я уж не
запрашиваю. Мне бы внучка перед смертью покачать". "Ну, а мне-то как с
нелюбой жить?" "Стерпится - слюбится... Нельзя цельный век о Тальке
вздыхать. Да на кой ляд она сдалась, пустокормок, кабы и сама попросилась? С
тремя детьми, старший уж армию отслужил. Сухара, одно слово!" "Ладно,
мамань,- морщился Демин.- Напрасно это. Она к нам не просится". "Молчу,
молчу, уж и слова о ней не скажи. Надо же! - удивлялась мать.- Какое счастье
девке светило!" - и призрак чужого счастья зажигал ее потухшие глаза.
В тот день, о котором идет наш рассказ, с утра принялся дождь, хотя
ночь была чистая, звездная, и появилась надежда, что погода наконец-то
установится. Бюро погоды тоже обещало "без осадков", правда, что-то
сбормотнув о циклоне над Тянь-Шанем, а дубасовцы знали: циклон в любой точке
планеты оборачивается для них дождем, такая уж чувствительная местность.
Пришлось срочно закопнить разбросанное накануне для просушки сено. В связи с
этим терпеливый саратовский кузен Сенечка вдруг вспомнил, что отпуск у него
кончается, а сено все еще не убрано. Демин намек понял и поставил к позднему
завтраку бутылку армянского коньяка "пять звездочек". Сенечка так
засмущался, что жидкость пошла ему не в то горло. Чуть не задохнулся, насилу
отходили. А зять-шабашник, хвативший где-то накануне, красноглазый,
подпухший и злой - жена не давала опохмелиться - заявил, что даром тут время
теряет, его зовет печник класть печи в новых домах для доярок. "Нешто мы на
чужих ломаемся?" - на высоких нотах завела Верушка. "Кабы на чужих -так бы
меня и видели! - веско произнес шабашник.- По-родственному терплю из
последних сил". И уверенной рукой взяв бутылку, налил себе полный граненый
стакан. Жена глянула возмущенно и... промолчала. Момент был тонкий и
опасный, муж мог и впрямь подорвать. Шабашник выпил, сморщился, некрасиво
вывернув мокро-пунцовый подбой нижней губы, обронил брезгливо: "Не люблю!..
И чего в нем интеллигенция находит?" Приняв на свой счет слово
"интеллигенция", Сенечка счел нужным вступиться за честь напитка. "Ты букета
не чувствуешь, Адольф. Его нельзя рывчуном брать, смаковать надо. А весь
смак - в букете. Знаешь, откуда букет? От выдержки. Пять звездочек -значит
его пять лет в бочке держали, не трогали. Чуешь, какая выдержка? Выше этого
армянского только марочные сорта и небо". "Не убедил..." - капризно сказал
шабашник Адольф (он уверял, что спивается из-за своего позорного имени) и
потянулся к бутылке. "Хватит, окаянный!" - Верушка пришла в себя и вновь
овладела положением. Адольф молча убрал руку, он умело использовал свой
шанс, на большее рассчитывать нечего. Выбив из пачки сигарету прямо в
щербину между зубами, Адольф вылез из-за стола. "Пошел корячиться, а вы как
хотите!" "Ох ты! - вскинулась маленькая осмугленная без солнца дочерна
Верушка. - Тоже мне герой-передовик!" - и чуть сдвинула с выгоревших бровей