"Юрий Нагибин. Ненаписанный рассказ Сомерсета Моэма" - читать интересную книгу автора

Ему пришлось сократить расходы по части виски и основательно заняться
живописью, чтобы как-то сводить концы с концами в новой полусемейной жизни.

Видя его изо дня в день трезвым, с перепачканными краской пальцами,
Мери все более и более верила в свое благотворное влияние и в своей слепой
вере не могла трезво оценить, что в Капитане брало верх не нравственное
начало, а то "мужчинство", которое и обрекало его на праведную жизнь, если
исключить такую малость, как сожительство с чужой женой.

Но порой Капитану требовалось спустить пары. Он исчезал на несколько
дней и возвращался без гроша в кармане, с глазами кролика и трясущимися
руками. Обсуждению такие выходки не подлежали. Мери разрешалось приводить
его в чувство. Поправившись, Капитан наказывал за свой разгул и мотовство их
обоих - заключением в четырех стенах. А Мери так хотелось пойти с ним в
какой-нибудь бар и потанцевать под громкую джазовую музыку или покачаться на
качелях в увеселительном саду, а потом тянуть темное пенистое пиво за
столиком над прудом, в котором отражались китайские фонарики. В чопорном
мире Джонса Мери жила не своей жизнью. Пластичная натура помогала ей
прилаживаться к окружающим, но сродниться с их уставом она так и не сумела.
Ее настоящее жизненное пространство было возле Капитана.

Он нередко обижал ее, мучил пустой подозрительностью, пытал молчанием
за воображаемые провинности, редкий день не доводил до слез. Мери все ему
прощала. Особенно досталось ей за неумение позировать, когда у Капитана не
получился ее портрет.

Посещая с мужем музеи и выставки, Мери была знакома с самыми смелыми
художественными манерами. Порой от странных портретов исходила некая магия
таинственной человеческой сути, чаще ничего не исходило, но был ребус,
загадка. Она не любила и не умела разгадывать ребусы, а Джонс любил и умел,
и, рассматривая нагромождения кубов, конусов, скрещения плоскостей и просто
мутные разводы, Мери верила, что там действительно что-то скрывается.

Но в последней работе Капитана не было ни художественного произвола, ни
"опрокинутого" зрения, ни ребуса, ни дикарской игры, бедняга был вполне
серьезен и добродетелен, когда писал портрет "своей женщины". Он явно
пытался создать реалистическое произведение. Мери оценила это трогательное
усилие превзойти самого себя ради любимой, у нее пощипывало в носу, когда
она вглядывалась в изображение безрадостного и безжизненного существа,
имевшего в чертах известное сходство с нею. Он не был виноват, видит бог, он
выложился до конца, но даже гений расшибается о тусклую маску, о безнадежную
пустоту бытового, неодухотворенного лица. Мери со всем соглашалась: если в
портрете чего-то и не хватало, то лишь по ее вине. Она действительно не
умела позировать, думает о всякой чепухе, а ведь натура должна возвыситься
до художника. "Откуда ты Это взяла?" - подозрительно спросил Капитан. Мери
пробормотала, что где-то прочла. Капитан перестал беситься, швырять кисти,
пинать ногами мольберт, но в остаток дня вызывающе хватался за бутылку
кукурузного, а Мери не отваживалась даже на слабый протест, она понимала,
как тяжело этот ранимый человек переживает неудачу, грозящую - намекал он
зловеще -обернуться затяжным творческим кризисом. Мери знала, чем это