"Юрий Маркович Нагибин. Сильнее всех иных велений (Князь Юрка Голицын)" - читать интересную книгу автора

Одно удовольствие смотреть. Но не можете ли вы кричать чуточку погромче? В
прошлый раз у вас лучше получалось. Сегодня вы ленитесь". Мануэль не
притворялся, не покусывал губ, чувствовалось, что шумное представление его
не раздражает, а раз так, то оно утрачивало всякий смысл. Терпение у месье
Мануэля было безгранично, добродушие беспредельно, и, отчаявшись вывести из
себя легкого, уравновешенного человека, Юрка потерял вкус к приступам
бешенства. К тому же месье Мануэль приятно пел, был ловок в физических
упражнениях, не докучал чрезмерно науками, и Юрка всей душой привязался к
своему молодому и всегда какому-то праздничному гувернеру.
И тут князем Николаем Борисовичем овладел один из редких приступов
отцовской нежности: он решительно потребовал Юрку к себе. Одновременно
пришли деньги на покупку лошадей, экипажа и дорожных припасов. Рыдающая
княгиня Долгорукова в последний раз прижала к груди "бедного сиротку",
которого не только не осуждала за буйный нрав, но любила и жалела всем своим
большим теплым сердцем, и экипаж взял путь на Москву.
И сразу начались странности. Еще до выезда из Петербурга к Юрке и его
гувернеру присоединилась славная компания: толстая женщина с рыжими
волосами, ее чернявая дочь подросткового возраста и какой-то длинноносый
субъект с обсыпанным перхотью воротником. Милого месье Мануэля как
подменили. Он начал пить в карете, когда миновали Нарвскую заставу,
продолжал под сенью придорожных кустов, там расстилалась
скатерть-самобранка, в корчмах, на постоялых дворах, где запасы вин
рачительно пополнялись. Он ни минуты не был трезвым. О Юрке он напрочь
забыл, целиком посвятив себя рыжей толстухе. Он беспрерывно осыпал ее
нежностями - целовал, обнимал, тискал и что-то шептал в большое красное ухо,
оттянутое тяжелой серьгой. В карете было тесно, и потрясенного, забывшего о
всей своей фанаберии Юрку уложили на пол. Он оказался притиснутым к жирным
ногам пассии месье Мануэля, их душное и беспокойное соседство было так
нестерпимо, что он поднял крик. Тогда его пересадили на козлы, как казачка
или лакея, но и этого унижения оказалось мало, на козлы забралась чернявая и
стала просвещать мальчика по части тех упражнений, которым успешно
предавались в карете ее мать с месье Мануэлем. Юрка не знал, куда деваться
от ее унизительных и стыдных прикосновений. Но поднять руку на "женщину"
этот рыцарь не мог.
Как ни наивен был Юрка, он быстро разобрался в происходящем: месье
Мануэль увез жену от мужа, в похищении ему помогал длинноносый проходимец.
Мануэль вовсе не был злодеем, но расслабленным пьяницей, он сразу попал под
каблук своей подруги, принеся ей в жертву воспитанника. Он не изменился к
Юрке, но был поставлен перед выбором: либо любовь и вино, либо удобства
избалованного барчонка, естественно, он выбрал первое и отводил душу после
долгого воздержания.
Когда же прибыли в Курск и устроились в гостинице, вся компания
внезапно исчезла, как сквозь землю провалилась. Юрке показалось даже, что
пьяный сластолюбивый француз, рыжая толстуха, чернявая девка-безобразница и
длинноносый сводник, осыпанный перхотью, приснились ему в долгом мучительном
сне. Потом он смекнул, что муж сбежавшей красавицы (ее звали мадам Пикар)
предпринял розыск, беглецы пронюхали об этом и поспешили скрыться. Больше он
никогда не слышал о месье Мануэле, вынырнувшем из заросшего пруда, но
потонувшем в водочном разливе.
Дальние родственники Полторацкие снабдили брошенного мальчика деньгами