"Юрий Маркович Нагибин. Сильнее всех иных велений (Князь Юрка Голицын)" - читать интересную книгу автора

для продолжения путешествия - имение отца находилось в ста восьмидесяти
верстах от Курска. Юрка купил лишь самое необходимое: два тульских
пистолета, шпоры, кинжал в бархатных ножнах и саблю "тупого достоинства". В
таком виде он отважно пустился в путь и благополучно прибыл в Богородское,
ошеломив чуть не до мозгового удара добрую бабушку Веру Федоровну своим
видом разбойника из комической оперы.
Но как ни худо было путешествие с пьяным Мануэлем на полу кареты или на
козлах с чернявой девкой, то была увеселительная поездка по сравнению с
новым вояжем. Отцовские чувства Николая Борисовича, и вообще-то прохладные,
окончательно остыли, когда он понял, какое сокровище получил. Он посылал
Юрку в разные сомнительные учебные заведения, но ничего, кроме кратких
передышек, это не приносило. Буйный отпрыск возвращался в родной приют еще
более ожесточенным, и отчаявшийся поэт-меломан взмолился, чтобы
петербургские родственники любыми способами определили Юрку в Пажеский
корпус. Способ такой нашелся: Юрку можно было устроить экстерном, что давало
все преимущества пажа, но жить и столоваться надо было у
офицера-воспитателя.
То ли на свете действительно слишком много плохих людей, то ли Юрка
обладал свойством притягивать их, как магнит, но по сравнению с тем
человеком, которому Николай Борисович поручил доставить сына в Петербург,
грешный Мануэль был образцом порядочности и чистоты. Самое странное, что
чиновник Э., ехавший по казенной надобности в столицу, пользовался в Одессе,
где тогда проживали Голицыны, репутацией "рыцаря честности". Получив на
экипировку своего подопечного 2500 рублей ассигнациями (ехать предстояло по
зимнику), достойный Э. купил ему волчью шубку ("даже не хребтовую, а из-под
лопаток" - жалуется Голицын в своих записках), козловые ботинки, ушанку,
рукавицы и ямщицкий красный кушак. Выехали в разгар зимы тройкой, но уже
после первой станции продолжали путь парой, ибо честнейший Э. клал себе в
карман прогоны за третью лошадь. Морозы заворачивали круто, и в своей
дрянной одежонке Юрка совсем бы замерз, если б не согревался в борьбе с Э.,
пристававшим к нему с гнусными домогательствами. Юрка был не по годам
сильный мальчик, он умел дать отпор, но это лишь распаляло его покровителя.
Между Мценском и Тулой повозка опрокинулась, придавив Юрке ноги. Г-н
Э., разумеется, не пострадал. Все усилия поставить возок на полозья ни к
чему не привели. Ямщик отпряг лошадей и вместе с Э. поскакал в ближайшую
деревню за подмогой. Пуржило, и тамошние мужики заломили, как показалось Э.,
непомерную цену за оказание пустяковой помощи. Тогда он спросил себе самовар
и стал отогреваться чаем с ямайским ромом, ожидая, когда уляжется пурга и
мужики станут сговорчивей. Но метель завернула круто - на всю ночь.
Когда же утром распогодилось и умерившие свою алчность мужики прибыли
на место происшествия и увидели под опрокинувшимся возком занесенного снегом
мальчика, они чуть не убили г-на Э. "Нехристь ты, барин! Сказал бы сразу,
что человек погибает, мы бы задаром пошли". - "Знаю я вас, бестии! -
отозвался Э. - Вы бы вдвое заломили!" - "Как тебя земля носит?" - горько
сказал дюжий мужик, извлекая из-под возка кричащего от боли мальчика.
"Поговори еще, - пригрозил Э. - Живо к становому отправлю".
У Юрки оказались поморожены ноги, его кое-как оттерли, но в
петербургский дом дяди внесли на руках. Э. не стал задерживаться для
выслушивания благодарности и сгинул, подобно славному Мануэлю. Болел Юрка
долго, и это на полтора года отсрочило его поступление в Пажеский корпус.