"Юрий Маркович Нагибин. Сильнее всех иных велений (Князь Юрка Голицын)" - читать интересную книгу автора

родство с великим предком, хотя мелочность, косность, приверженность к
фрунту и муштре были полным отрицанием петровской идеи и сути.
- Что ж ты не договариваешь, граф, - важно сказал Николай, вспомнив сей
исторический анекдот, а возможно и быль. - Фельдмаршал взял Шлиссельбург, а
на вопрос пращура, какой он хочет награды, ответил: "Прости Репнина", - хотя
князь Репнин был его злейшим врагом. Смелость, преданность, великодушие -
надеюсь, твой правнук явит сии непременные качества русского дворянина. Он
будет зачислен в Пажеский корпус кандидатом.
Но кандидат с самого начала отверг триединство, украшающее истинного
русского дворянина: с завидной смелостью он заявил, что плевать хотел на
Пажеский корпус и на военную карьеру, явив тем самым отсутствие преданности
государю и великодушия к своему старому покровителю. Напрасно князь Илья
Андреевич Долгоруков убеждал его, что Россия есть государство по
преимуществу военное, стало быть, военная служба выше и важнее всякой
другой. Нигде нельзя так быстро выдвинуться, тем более что в воздухе стойко
пахнет порохом, а государь взял на себя ответственность за сохранение
всеобщего мира и неизменности европейского порядка. Эта политика надолго,
так что рука дворянина должна лежать на эфесе шпаги. Он говорил с
племянником, как со взрослым человеком, но взрослость и Юрка Голицын - две
вещи несовместные.
Того, в чем не преуспел адъютант великого князя, добилась своим
невинным лепетом одна из юных кузин Юрки: ему на редкость пойдет военная
форма, он создан для коня, доломана и ментика, и, боже мой, разве устоит
перед ним хоть одна красавица!.. Хотя кавалеру не было и одиннадцати лет,
сердце его воспламенилось, а руки рванулись к оружию.
Но поступить в Пажеский корпус оказалось далеко не простым делом.
Николай любил красивые жесты, любил произвести впечатление щедрости,
великодушия, ничуть не заботясь о том, будет ли иметь последствие его
милостивое движение. Так было и на этот раз. Кандидатов насчитывалось ни
много ни мало 150 человек, и большинство из них имело все преимущества перед
Юркой Голицыным. Родичи кандидата не знали, как обойти это препятствие.
Тревожить вторично Николая престарелый царедворец наотрез отказался. Вместо
Пажеского корпуса Юрка попал в надежные теплые руки лучшего из своих
гувернеров, месье Мануэля, седьмого по счету.
Этот молодой, миловидный и добродушный блондин, разительно не похожий
на других французских наставников князя: чернявых, горбоносых, крикливых
субъектов, нашел ключ к характеру маленького дьяволенка, каким Юрка вполне
серьезно представлялся многим простым душам; приживалки княгини Долгоруковой
настойчиво советовали прибегнуть к изгнанию беса по одному из древних
надежных, хотя и опасных для здоровья, даже жизни одержимого, способов.
Мануэль никогда не перечил Юрке, но доводил каждую дурацкую, зачастую
рискованную выходку своего воспитанника до абсурда. Юрка мчался на пруд,
чтобы кинуться в заросшую ряской тухлую воду и, симулируя самоубийство,
выгадать еще больше свободы, без того ничем не сдерживаемой, Мануэль
опережал его и в своем голубом сверкающем золотыми начищенными пуговицами
фраке кидался с мостков в пруд. Выныривал он облепленной водорослями, с
запутавшейся в волосах ситой, до того жалкий и несчастный, что у Юрки
пропадало всякое желание "топиться". Если же он начинал буйствовать, реветь,
кочевряжиться, кататься по полу и дрыгать ногами, месье Мануэль не пытался
ему помешать, напротив, с заинтересованной улыбкой говорил: "Как славно!