"Юрий Маркович Нагибин. Сильнее всех иных велений (Князь Юрка Голицын)" - читать интересную книгу автора

приоткрывал дверь: не подслушивает ли кто - разговор происходил в номере
лучшей тамбовской гостиницы "Пивато", где всегда пахло клопами и морилкой, в
отличие от других городских гостиниц, где клопов не обижали.
Чиновник явился к Голицыну незваный, с облезлым бюваром под мышкой, в
котором находилась жалоба Голицына, переданная им накануне в канцелярию для
вручения его превосходительству. Написанная весьма высокопарным слогом,
жалоба дышала гражданским негодованием и оскорбленной честью. Юрка гордился
своим посланием - он проверил по словарю правописание каждого слова. И вот
этот сивенький старичок, этот мозгляк принес его прошение назад, да еще
уверяет, что за взятку "дело" может быть улажено. Голицын и сам не понимал,
почему не раздавил его, как только он появился, да ведь не раздавил, лишь
обрушил на лысеющую сивую голову поток громких фраз и даром перетрудил
голосовые связки. Но особенно раздражали его маневры с дверью.
- Что вы там все смотрите? - спросил он с яростью.
- Не подслушивает ли кто, ваше сиятельство, - пояснил сивенький
старичок. - Такое дельце надо тихесенько провернуть.
Голицын хотел вспылить, но вместо этого вдруг спросил, понизив голос:
- О каком "дельце" вы все толкуете?
- Святотатство, ваше сиятельство, самое худое, что только может быть:
не спасут ни знатность, ни богатство, ни даже связи. Решит все патриарший
суд, а к нему не подступишься. В очень опасную историю вы попасть изволили,
слава те господи, что я жалобу вашу успел изъять, - и он истово
перекрестился.
- Ладно, - сказал Голицын высокомерно, но с легким холодком в животе. -
Говори, как мне упечь пономаря?
- Куда упечь? - с чуть приметной улыбкой спросил сивенький старичок.
- В отдаленный монастырь! - отрубил Голицын.
- Ваше сиятельство, дельце сие весьма и весьма прискорбное...
Исключительной тонкости требует. Я вам так скажу: есть у меня куманек,
персона не знатная и не чиновная, но он может такое, что даже архиерею с
губернатором не по силам.
- Ладно, давай своего куманька, - небрежно бросил Голицын.
- Ваше сиятельство, - сказал старичок, приложив руки к груди, - есть у
меня дрожки, вот бы к ним сивенькую или пегенькую кобылку! А хомут, сбруя,
потник - это все есть, не извольте беспокоиться!
- О чем еще я не должен беспокоиться? - взревел Голицын.
- О сбруе, хомуте, потнике, седелке, - как-то очень спокойно ответил
сивенький старичок, и Голицын понял, что за тихой наглостью - сознание своей
силы.
- Ладно, - с княжеской небрежностью, которая не могла обмануть и менее
ушлого человека, чем засаленный чиновничек, решил Голицын, - будет тебе
кобылка сивенькая, как ты сам.
- Премного благодарен! - захихикал старичок.
Вечером он привел куманька, предлинного мужа с крошечной головкой
набок. При виде этой жалкой личности Голицын заколебался было, но, ухватив
взгляд косых, мутных и холодных глаз, мгновенно преисполнился доверия: такой
и невинного в каторгу упечет, и убийцу из петли вынет, и любое неправедное
дело обделает с отменной легкостью и спокойствием. Это был гений, но не
заносившийся высоко: за все хлопоты он брал восемь золотых, еще два выпросил
себе сивенький старичок "на овес".