"Юрий Маркович Нагибин. Сильнее всех иных велений (Князь Юрка Голицын)" - читать интересную книгу автора

сельской церкви?" - "Неужто вы о пономаре говорите?" - "О нем самом". - "Да,
я слегка проучил подлеца, воровавшего свечки у старух". - "Совершенно верно.
Вы протащили его за власы через всю церковь, вторглись в алтарь, когда
священник совершал проскомидию, за что получили его отеческую укоризну. Но
вы не оставили пономаря, а выволокли его на паперть, обругали площадной
бранью и посадили под арест. Послушайте старого человека: какими бы
благородными чувствами вы ни руководствовались, ваше поведение будет сочтено
поруганием храма. А знаете, чем это грозит по закону? - Он потянулся за
толстой книгой в заплесневелом кожаном переплете. - Лишением всех прав
дворянства и ссылкой в Сибирь, на каторгу".
Голицына как громом расшибло. Вот результат его реформаторской
деятельности, а ведь он хотел всего лишь дать предметный урок безобразнику
пономарю, опозорившему храм. Да есть ли справедливость на земле? Что-то
подсказывало ему, что справедливости нет и он крепко влип. Но не таков был
Юрка Голицын, чтобы предаваться отчаянию. Подлая история: церковники крепко
друг за дружку держатся и ради выжиги пономаря готовы погубить потомка
древнего рода. Но он найдет на них управу. Будут знать, как с ним
связываться. Он пойдет прямо к губернатору и добьется, чтобы виновных строго
наказали.
- От всей души желаю вам удачи, - и что-то холодное, едкое,
следовательское глянуло из голубых озерец слегка обабившегося отставника
святого дела сыска. - Но имейте в виду, князь, моя дочь не декабристка и в
Сибирь за вами не пойдет... Мы, не пустим, - уточнил он жестко.
- Хорошо, - сказал Голицын. - Я еду в Тамбов. Через неделю буду назад.
Надеюсь, все будет подготовлено к бракосочетанию. Вы дали слово, и я вам его
не возвращал.
Бахметьев наклонил голову.
А ночью, нежась в супружеской постели, он сказал жене: "Ну, душечка,
похоже, мы сбыли с рук этого громилу. Ему не выкрутиться. Надо подыскать
Катеньке не столь бойкого жениха". - "Или пусть идет в монастырь, как
собиралась", - ответила нежная мать.
Раскаленный яростью, Голицын уже мчался в Тамбов. Он решил потребовать
от губернатора примерного наказания для клеветников. Конечно,
генерал-губернатор не волен над их головами, это дело архиепископа, но в
ответственные минуты светская власть и духовная всегда выступают рука об
руку. А здесь обнаружился гнойник, который необходимо вскрыть.


...Он был полон той грозной музыки, которую исполнят на тромбонах
(любимый инструмент небожителей) ангелы господни в Судный день, и,
оглушенный этой музыкой возмездия и уничтожения, долго не понимал
вразумляющих слов старого чиновника, служащего при канцелярии
генерал-губернатора Корнилова, чтобы он не подавал жалобы ни правителю края,
ни тем паче - архиерею.
- Дело ваше можно замять, - втолковывал ему чиновник, - если, конечно,
пойти на небольшие расходы.
- Что замять?.. Какие расходы?.. - гремел Голицын. - Я сгною негодяя
пономаря в темнице, а попишку сошлю в заштатный монастырь.
- Т-с!.. - прикладывал палец с желтым прокуренным ногтем к бескровным
губам старый канцелярист в засаленном, покрытом перхотью мундирчике и все