"Юрий Маркович Нагибин. Сильнее всех иных велений (Князь Юрка Голицын)" - читать интересную книгу автора

- Хорошо, Сергей Сергеич, я подумаю.
- Век буду господа бога за вас молить!.. - слезы заложили горло старому
воину.
Он вышел, а в уши, в мозг Долгорукову вновь застучал железный клюв.
Отшвырнув кресло, он быстро прошел в соседнюю комнату.
За столом сидел Юрка Голицын и деревянным молотком колол грецкие орехи.
Перед ним высился Эльбрус пустых скорлупок, а по левую руку стоял берестяной
туес, доверху полный орехов.
- Экая же ты свинья, Юрка! - в сердцах сказал Долгоруков. - До мигрени
довел.
- Выполняю ваше приказание, - деловито ответствовал Юрка. - Ваше
сиятельство изволили пожелать, чтобы я нашел себе занятие по уму, интересу и
способностям и чтоб предавался ему со всем усердием. Что я и выполняю, не
щадя живота своего.
- Меня ты не щадишь, лоботряс! Но хватит, завтра ты выезжаешь с особым
поручением. В Кушелево, на Московском тракте. Ты должен будешь наладить
семейную жизнь тамошнему помещику, полковнику в отставке и кавалеру.
- Дядюшка! - в отчаянии вскричал Юрка, ближайшие планы которого
связывались вовсе не с налаживанием чьей-то семейной жизни, а с прямо
противоположным. - Я не справлюсь!
- Справишься, мой друг. И пока не справишься, назад не возвращайся. В
Священном писании сказано: жена да убоится своего мужа, сию истину ты должен
вложить в голову супруге почтенного Сергея Сергеича.
- Дядюшка! Ваше превосходительство! Да как же я смогу втемяшить эту
благоглупость в голову какой-то крокодилице?
- Довольно! Исполнять! Живо! - это был сладостный миг расплаты за все
бесчинства племянника. - Орешки можешь захватить с собой.
- Досталось же мне на орешки, - пробормотал Юрка.
На другой день он прибыл в Кушелево. Он не ожидал, что имение окажется
таким справным: большой барский дом с флигелями, где располагались службы, с
двумя каменными львами перед парадными дверями (у одного из царей пустыни
была отбита морда), с садом и густым парком, оранжереями и каскадом
прудов, - все это великолепие стоило, надо полагать, немалых денег, и
полковник был вправе требовать от своей благоверной внимания и
благодарности. Отставной денщик, наследие боевого прошлого хозяина поместья,
проводил Юрку в господский кабинет. И тут образ цивилизованного помещика
разом померк. Цепкая память Голицына навсегда сохранила в мельчайших
подробностях вид и "содержимое" этого кабинета, никогда не отвечавшего своей
прямой цели - умственному труду: облезлые турецкие диваны, персидские
настенные ковры, служившие ярким фоном воинским и охотничьим атрибутам
тульского изделия, литографии, изображающие исторические победы русского
оружия под Хотином, Ахалцихом, взятие Варшавы и заключение славного
Андрианопольского мира. Привлекал внимание поясной портрет хозяина в
золоченой багетной раме: военный сюртук с жирными эполетами либерально
расстегнут "а-ля Ермолов". Правда, все льстивые потуги живописца не смогли
придать топорным чертам и тусклому взгляду полковника крутой ермоловской
значительности. По другую сторону был заветный угол хозяина: над засаленным
диваном и ковром с турецким всадником широко раскинулись ветвистые рога
марала, что выглядело как-то двусмысленно. Хорошо смотрелся письменный стол,
на котором не было ни чернильницы, ни перьев, ни бумаги, ни разрезного ножа,