"Юрий Маркович Нагибин. Сильнее всех иных велений (Князь Юрка Голицын)" - читать интересную книгу автора

Ломакин немедленно откланялся.
- Что за крайность, ей-богу! - накинулся на приятеля Голицын. - Кто
тебя звал? Ненавижу дружескую фамильярность!
Иезуит недоверчиво и чуть насмешливо посмотрел на него:
- Неужто забыл? Эх ты, дьячок!.. У тебя же - дело чести.
- Господи! - хлопнул себя по лбу Голицын. - Совсем из ума вон. Разве
это сегодня?.. Вот уж не к месту! - Трудно было от Ломакина, его
вразумляющих слов, от милых образов Баха, Генделя, Бортнянского, Дегтярева
перейти в вонючий зал, во власть чужой злобы, размахивать саблей, которой он
и владеть-то не умеет, да еще кровь - красная, липкая, кислая... - и все
из-за глупой мальчишеской ссоры, которая выеденного яйца не стоит. А
главное, предстоящее было так плоско, бездарно и ненужно, так чуждо его
внутреннему состоянию, что он сказал почти заискивающе, когда они шли в
фехтовальный зал:
- Слушай, Иезуит, помири нас.
Тот облизнул тонкие губы и не ответил.
- Ты силен в истории, - наседал Юрка. - Помнишь, кто-то из старой знати
высмеивал перед Наполеоном принцев и герцогов, которых он пек, как блины, из
своих рубак. Наполеон ловко обрезал насмешника: вся разница в том, что вы
потомки, а мои - предки. Как ты думаешь, не сойдет эта шутка за извинение?
Посмеемся, выпьем шампанского и разойдемся по-хорошему.
Иезуит посмотрел на него искоса.
- Трусишь, что ли?..
- А что такое трусость? - задумчиво сказал Голицын. - Боязнь смерти,
боли, наказания? Я ничего такого не боюсь. Мне просто не хочется сейчас
драться.
- Надо было раньше думать.
- А вот этого я не умею, - вздохнул Юрка. - Я сперва сделаю, а потом
буду думать... или не буду. А рассчитывать заранее - не умею. Скучно.
- Вот и скучай, - злорадно сказал Иезуит.
Но скучать не пришлось. Когда они вошли в зал, там царило раздраженное
нетерпение. К-в уже скинул мундир и упражнялся с саблей возле "кобылы",
нещадно кромсая ее деревянные бока. При входе Голицына он даже не оглянулся.
Юрка извинился за опоздание, тоже скинул мундир, взял саблю и, видя, что
секунданты намерены разыграть обычную комедию примирения, крикнул резко:
- Не будем терять время!
К-в кинулся на него с яростью, несколько искусственной. Конечно, не
было недостатка в живой, ничуть не смягчившейся злобе, но ему хотелось
ошеломить, подавить малоискусного в сабельном бое противника. Раз-другой
острый клинок прошел в опасной близости от лица Голицына. "Эдак изувечить
может", - озабоченно и удивленно подумал тот. Юрка был невероятно вспыльчив,
порывист и в хорошем, и в дурном, но вовсе неспособен к долгой ненависти.
Мгновенно посчитаться с обидчиком - это было по нему, но вынашивать
мстительное чувство и сохранить его горячим не то что в днях, в часах, -
этого он не умел.
А К-в заварил кашу вполне серьезно. Он уже дважды задел Голицына, на
плече и ключице выступила кровь, но это не укротило рвения злого мальчишки.
Неужто он впрямь решил его прикончить? За что? За честь основоположника
рода, выбившегося в вельможи из лакеев, за то, что так короток список
титулованных предков? Какай чушь!.. Сейчас Юрка был глубоко безразличен к