"Юрий Нагибин. Богояр (про войну)" - читать интересную книгу автора

легкой завистью, ибо такого не мог себе позволить; Анна же понимала с
ликующим восторгом. Она была не просто влюблена в Пашку, он был ее богом. И
она не могла забыть его, помнила беспощадно цепким женским чувством, хотя
они не знали физической близости.
А что такое эта пресловутая близость? Они прощались в Коктебеле, где их
застало известие о войне. В тот вечер Пашка и Анна ушли вдвоем в
Сердоликовую бухту, откуда вернулись под утро. Скворцов знал, как беззаветно
любила Анна его друга, и не сомневался в том, какой дар получил Пашка перед
расставанием. Но, к великому своему изумлению и торжеству, в первую брачную
ночь он обнаружил, что Анна девственна. Неужели красавец, силач, супермен,
как сказали бы сейчас, оказался пустоцветом? А ведь так бывает. Спортивные,
сплошь мускулы и сухожилия, молодцы - порой никудышные любовники.
Доверительных мужских разговоров они с другом никогда не вели, но в
"доаннинский" период Скворцов слышал совсем другое о любовных подвигах
Пашки. И он ревновал погибшего друга к своей жене, от которой имел двух
детей, но которую так и не сумел разбудить. Однажды, в злой час, она
сказала, что Пашка, а не он сделал ее женщиной. Он услышал в ее словах лишь
наивную попытку унизить его, причинить боль. И когда эта бессмыслица вновь
всплывала, он не придавал ей никакого значения, завороженный бедной
реальностью физиологии. И лишь недавно ему стукнуло, что Анна не изощрялась
в злых выдумках, а говорила о чем-то действительно постигшем ее в ночной
Сердоликовой бухте. Пашка проник ей в кровь, отравив ее собой, сделав
нечувствительной к другим мужчинам. Скворцов знал, как поэтично и отвлеченно
помнят люди о своей первой чистой любви. Анна помнила иначе - омертвением
женского естества, совершенно здорового, щедро способного к деторождению:
помимо двух детей было еще несколько абортов, сделанных ею вопреки его чуть
не слезным уговорам,- ему до безумия хотелосъ, чтобы она рожала от него.
Лишь раз, очень давно, осмелился он заговорить о ее холодности. "Много ты
понимаешь!" - обрезала она. Это прозвучало презрительно и с такой грубой
злостью, какой он в ней не подозревал.
И тогда Скворцов понял, что не успокоится, пока не причинит ей ответной
боли. Он был терпелив и долго ждал своего часа, но в конце концов подвел ее
к тому вопросу, которого она почему-то ни разу не задала: как погиб Павел?
Скворцов отвечал осторожно, взвешивая каждое слово. Их оставили вдвоем в
покинутом немецком дзоте на развилке дорог. Приказ был: продержаться до
подхода наших. Они и держались, хорошо держались... А потом настала тишина,
о них словно забыли: и свои и чужие... Деятельная натура Пашки не выдержала.
Он пошел искать наших, Скворцов остался. Видимо, Пашка нарвался на тех
немцев, которые после забросали дзот гранатами и взяли в плен контуженого
Скворцова. "Зря он не остался",- только и сказала Анна. "Он хотел, как
лучше,- мягко произнес Скворцов.- А может, просто не хватило терпения".-
"Странно! Мне казалось, это его главное качество".- "Ты не была с ним на
войне".- "Но я была с ним в Сердоликовой бухте". Таинственная бухта, где
Пашкино терпение сделало из нее женщину. Чушь какая-то!.. Она продолжала с
сухим смешком: "Конечно, куда ему до тебя! Ты, мой терпеливый герой,
пересидел Пашку во всех смыслах". Скворцов пожалел, что затеял этот
разговор, силы были неравны, любовь бессильна перед равнодушием. Он спасся в
обиду. Старый, безошибочный ход: Анна умела причинять боль близким, но тут
же начинала жалеть обиженного, каяться, и в эти минуты из нее можно было
веревки вить. Пашкина черта - тот сгоряча мог ляпнуть черт-те что, а потом