"Юрий Нагибин. Богояр (про войну)" - читать интересную книгу автора

воображение, смещение теней да почудившаяся знакомой интонация наделили
обманным сходством жутковатый памятник войны с юношей, состоявшим из
сплошного сердца. И тут калека медленно повернул голову, звериным инстинктом
почуяв слежку, солнечный свет ударил ему в глаза и вынес со дна свинцовых
колодцев яркую, пронзительную синь.
- Паша!..- закричала Анна, кинулась к нему и рухнула на землю.- Паша!..
Паша!.. Паша!..
Она поползла, обдирая колени о влажно-крупитчатый песок, продолжая
выкрикивать его имя, чего сама не слышала. Она не могла стать на ноги, не
пыталась этого сделать и не удивлялась, не пугалась того, что обезножела.
Если Паша лишился ног, то и у нее их не должно быть. Вся сила ушла из рук и
плеч, она едва продвигалась вперед, голова тряслась, сбрасывая со щек слезы.
Калека не шелохнулся, он глядел холодно, спокойно и отстраненно, словно
все это ничуть его не касалось.
Она обхватила руками крепкое, жесткое и вроде бы незнакомое тело,
уткнулась лицом в незнакомый запах стираной-перестираной рубашки, но сквозь
все это чужое, враждебное, нанесенное временем, дорогами, посторонними
людьми, посторонним миром, на нее хлынула неповторимая, неизъяснимая
родность, которая не могла обмануть...
Она знала, что он уйдет на фронт сразу, как только они вернутся из
Коктебеля, где их застала война, но до этого они должны стать мужем и женой
- не по штемпелям в паспорте, а плотью единой. Это она повела его вечером в
Сердоликовую бухту. Но Пашка оказался фанатиком порядочности, ханжа
проклятый!.. "Ты маленькая, я не имею права..." - "Я твоя жена!" - твердила
она и царапала его от злости. Они были одни в ночной пустынности бухты,
отрезанной от населенной земли каменистым мысом, который надо оплывать,
чтобы попасть на сердоликовый берег. Анна сорвала с себя одежду, связала
Пашку своим телом и повалила на сырой песок. Они целовались так, что у нее
надолго омертвели губы, она не чувствовала ни горячего, ни холодного, ни
произносимых слов. Она испытала острое, невыносимое наслаждение, заставившее
ее кричать и плакать, и при этом она знала, что Паша не взял ее. И ей
казалось, что Паша испытал тот же ожог, хотя он, конечно, не плакал и не
кричал. "Почему ты не научил меня этому раньше?" - приставала она. "Я думал,
у нас впереди вечность",- она видела в темноте его большую улыбку. У них не
было ничего впереди, и рай, открывшийся ей в Сердоликовой бухте, сразу стал
потерянным раем. Она слышала, конечно, что существуют физиологически
обобранные женщины, которые живут при этом нормальной женской жизнью, рожают
детей, любят своих и чужих мужей и вовсе не томятся чувством
неполноценности. Но она была не из их числа. Девушкой, не приняв в свое лоно
любимого, лишь соприкоснувшись с ним, она испытала опалившее все нутро
наслаждение. Она и за Скворцова пошла в надежде, что с ним, на ком Пашкин
свет, ей удастся обмануть свою плоть и вызвать хоть слабое подобие чуда
Сердоликовой бухты, но чуда не произошло.
Она узнала, что потеря ее невосполнима. Если не вышло с Алексеем, так
не выйдет ни с кем другим. Ее костер мог зажечь только Пашка. А он предал,
изменил ей со смертью, и все женское умерло в ней. Но оказалось, что его
измена в тысячу раз подлее и злее, не смерть его забрала, а самолюбивая
дурь, нищий мужской гонор и, что еще глупей и ничтожней, неверие в ее
любовь. Какой идиот, непроходимый, тупой, злой идиот!.. Загубил две судьбы.
Человек - частица общей жизни мира, он не смеет бездумно распоряжаться даже