"Владимир Набоков. Смотри на арлекинов!" - читать интересную книгу авторасвет расцветил киноварью мою устарелую карту. Едва успел я
подумать, что пересек границу, как босой красноармеец с мон- гольской рожей, собиравший при дороге чернику, окликнул меня: "А далеко ли, яблочко, котишься? - поинтересовался он, снимая кепку с пенька. - Покажи-ка документики." Порывшись в карманах, я выудил, что хотел, и пристрелил его, едва он ко мне рванулся, - он повалился ниц, как валится в ноги царю солдат, ударенный солнцем на плац-параде. Из ше- ренги древесных стволов ни один не взглянул в его сторону, и я побежал, еще сжимая в ладони прелестный револьверик Дагма- ры. Лишь через полчаса, когда я достиг, наконец, иной части леса, лежащей в более-менее приличной республике, икры мои перестали дрожать. Прошатавшись несколько времени по не удержавшимся в па- мяти городам, немецким и датским, я пересек "Канал" и очутил- ся в Англии. Следующим моим адресом стал отельчик "Рембрандт" в Лондоне. Два не то три мелких алмаза, сохраненных мной в замшевой мошне, растаяли быстрее градин. В тусклый канун ни- щеты автор - в ту пору молодой человек, пребывающий в добро- вольном изгнании (выписываю из старого дневника), - обрел не- чаянного покровителя в лице графа Старова, степенного старо- модного масона, который во времена обширных международных сношений украсил собою несколько великих посольств, а с 1913- го года обосновался в Лондоне. На родном языке он говорил с педантической правильностью, не чураясь, впрочем, и полно- ло никакого. Прислуживал ему молодой мальтиец (я ненавижу чай, но коньяку спросить не решился). По слухам, Никифор Ни- кодимович, - воспользуемся, рискуя свернуть язык, его именем- отчеством, - долгие годы обожал мою обворожительную и экс- центричную мать, мне известную в основном по избитым фразам анонимных мемуаристов. "Великая страсть" может служить удоб- ным прикрытиям, но с другой стороны, только благородной пре- данностью ее памяти и можно объяснить плату, внесенную им за мое английское образование, и скромное вспомоществование (большевистский переворот разорил его, как и весь наш род), доставшееся мне после его кончины в 1927-м году. Должен при- знать, однако, что меня порой озадачивал живой взгляд его в прочем мертвенных очес, помещавшихся на крупном, одутловатом, достойном лице, - русский писатель называл бы его "тщательно выбритым" - несомненно из желания умиротворить призрака пат- риархальной бороды в предполагаемом воображении читателей (ныне давно уж покойных). Я, насколько хватало сил, старался отнести эти взыскующие вспышки к поискам каких-то черт изыс- канной женщины, которую он давным-давно подсаживал в caleche и с которой, обождав, пока она растворит парасоль, тяжело воссоединялся в этой пружинной повозке, - но в то же время я невольно гадал, сумел ли мой старый grandee избежать извраще- ния, некогда столь обыкновенного в так называемых кругах выс- шей дипломатии. Н.Н. восседал в своем мягком кресле, будто в |
|
|