"Владимир Набоков. Смотри на арлекинов!" - читать интересную книгу автора2.
"Что же за детство у тебя было, Мак-Наб?" (так упорно звал меня Ивор, по мнению коего я походил на изможденного, но ми- ловидного молодого актера, принявшего это имя в последние го- ды своей жизни или по крайности славы). Жестокое, нестерпимое. Надлежало б существовать природ- ному - международному - закону, запрещающему начинать жизнь столь негуманным образом. Когда бы в возрасте лет девяти- десяти мои больные страхи не заместились более отвлеченными и пустыми тревогами (проблемами бесконечности, вечности и проч.), я потерял бы рассудок задолго до того, как сыскал размеры и рифмы. Дело идет не о темных комнатах или агонизи- рующих ангелах об одном крыле, не о длинных коридорах или кошмарных зеркалах, из которых льются отражения, растекаясь по полу грязными лужами, нет, не об этих опочивальнях жути, а - проще и много страшней - о некой вкрадчивой и безжалостной связи с иными состояниями бытия, не "бывшими", в точности, и не "будущими", но определенно запредельными, между нами смертными говоря. Мне предстояло еще узнать гораздо, гораздо больше об этих болезненных связях всего несколько десятилетий спустя, так что "не будем опережать событий", как выразился казнимый, отстраняя заношенную, сальную повязку для глаз. Радости созревания даровали мне временное облегчение. Унылая пора самоинициации миновала меня. Да будет благосло- пытливые игры и ее растопыренная пятерня, роняющая жемчуга изумления. Домашний учитель поделился со мною услугами инженю из частного театра моего двоюродного деда. Две похотливые юные дамы однажды напялили на меня кружевную сорочку и пари- чок Лорелеи и уложили спать между собой - "стеснительную ма- ленькую кузину", словно в скабрезной новелле, - пока их мужья храпели в соседней комнате после кабаньей охоты. Просторные поместья разнообразной родни, с которой я в отрочестве съез- жался и разъезжался под бледными летними небесами прежних российских губерний, предоставляли мне столько же уступчивых горничных и модных кокеток, сколько могли предложить туалет- ных и будуаров за два столетья до этого. Словом, если пора моего младенчества сгодилась бы для ученой диссертации, на которой утверждает пожизненную известность детский психолог, отрочество мое в состоянии дать, да собственно, и дало поря- дочное число эротических сцен, рассыпанных, подобно подгнив- шим сливам и забурелым грушам, по книгам стареющего романис- та. И право, ценность настоящих воспоминаний по преимуществу определяется тем, что они представляют собой catalogue raisonne корней, истоков и извилистых родовых каналов множе- ства образов моих русских и особливо английских произведений. Родителей я видел не часто. Они разводились, вступали в новые браки и вновь разводились с такой быстротой, что будь у моего состояния менее бдительные попечители, меня могли бы в |
|
|