"Владимир Набоков. Смотри на арлекинов!" - читать интересную книгу автора

ленку рядом со мной, но ее ладонь, как бы измеряя младенчес-
кий жар, легла мне на лоб и остановила его приближение.
- За нами присматривает, - сказала она, - множество
глаз, глядящих якобы куда угодно, только не в нашу сторону.
Две хорошенькие учительницы-англичанки справа от меня, - при-
мерно, шагах в двадцати, - уже сообщили мне, что ваше сход-
ство с фотографией Руперта Брука, знаете, той, где у него го-
лая шея, просто a-houri-sang, - они немного знают фран-
цузский. Если вы еще раз попытаетесь поцеловать меня или мою
ногу, я попрошу вас уйти. Слишком часто в моей жизни мне де-
лали больно.
Последовало молчание. Крупинки кварца переливались ра-
дужным светом. Когда девушка начинает говорить, как героиня
рассказа, все, что требуется - это немного терпения.
Я уже отослал стихи в ту эмигрантскую газету? Нет еще;
сначала нужно отправить венок сонетов. Судя по кой-каким ме-
лочам, двое слева от меня (я понизил голос) - мои сооте-
чественники-экспатрианты. "Да, - согласилась Ирис, - они едва
не подскочили от любопытства, когда вы стали читать Пушкина,
- про волны, с любовью ложившиеся к ее ногам. А какие еще
приметы?"
- Он медленно гладит бородку сверху вниз, глядя на гори-
зонт, а она курит папиросу.
Еще была там малышка годов десяти, баюкавшая в голых ру-
ках большой желтый мяч. Она казалась одетой в одну только
упряжь с оборками и в короткую складчатую юбку, не скрывав-
шую ладных бедер. В более позднюю эру любитель назвал бы ее
"нимфеткой". Поймав мой взгляд, она улыбнулась мне похотливо
и сладко по-над солнечным глобусом, из-под золотисто-каштано-
вой челки.
- Лет в одиннадцать, в двенадцать, - сказала Ирис, - я
была такой же хорошенькой, как эта французская сирота. Это ее
бабушка сидит вся в черном с вязанием на расстеленной
"Cannice-Matin". Я разрешала дурно пахнущим джентльменам лас-
кать меня. Играла с Ивором в неприличные игры - нет, ничего
чрезмерного, и вообще он теперь донов предпочитает доннам,
так он, во всяком случае, говорит.
Она кое-что рассказала мне о родителях, по очарователь-
ному совпадению скончавшихся в один день, - мать в семь утра
в Нью-Йорке, а отец в полдень в Лондоне, всего два года на-
зад. Они расстались сразу после войны. Она была американка,
ужасная. О матерях так не говорят, но она и вправду была
ужасна. Папа, когда он умер, был вице-президентом "Samuels
Cement Company". Он происходил из почтенной семьи и имел
"хорошие связи". Я спросил, почему, собственно, у Ивора зуб
на "общество" и наоборот? Она туманно ответила, что его воро-
тит от "своры охотников на лис" и "банды яхтсменов". Я отме-
тил, что к этим противным клише прибегают одни мещане. В моем
кругу, в моем мире, в моей изобильной России мы настолько
стояли выше любых представлений о "классах", что лишь ухмыля-