"Владимир Набоков. Подлинная жизнь Себастьяна Найта" - читать интересную книгу автора

(1926), полная мертвых телефонных номеров. Фотографии.
Я подумал, что увижу множество девушек. Знаете, - улыбающиеся под
солнцем, летние снимки, континентальные шалости тени, улыбающиеся на белом
тротуаре, на песке, на снегу, - но я ошибся. Примерно две дюжины снимков,
вытрясенных мной из большого конверта с лаконической надписью "М-р X.",
сделанной рукой Себастьяна, изображали одну и ту же особу в разные периоды
жизни: вначале луноликий пострел в дурно сшитой матроске, потом противный
отрок в крикетной кепочке, потом плосконосый юнец и так далее - вплоть до
появленья на снимках взрослого м-ра X. - довольно отталкивающего,
бульдожьего типа мужчины, неуклонно полнеющего в мире фотографических
задников и подлинных палисадников. Я понял, кто это, когда обнаружил
газетную вырезку, прикрепленную к одному из снимков:
"Автору, пишущему выдуманную биографию, требуются фотографии
джентльмена внушительной внешности, простого, степенного, непьющего,
предпочтительно холостяка. Публикация фотографий, детских, юношеских, а
также зрелого возраста в указанной книге будет оплачена".
Этой книги Себастьян так и не написал, но, возможно, еще продолжал
обдумывать ее в последний год своей жизни, потому что последнее фото м-ра
X., с радостным видом стоящего близ новенького автомобиля, носило дату "март
1935", а Себастьян умер лишь год спустя.
Внезапно я почувствовал усталость и обиду. Мне требовалось лицо его
русской корреспондентки. Мне требовались изображения самого Себастьяна. Мне
требовалось многое... Тут, пока мой взгляд блуждал по комнате, я разглядел в
неясных тенях над книжными полками две обрамленные фотографии.
Я встал и всмотрелся в них. Одна - увеличенный снимок голого по пояс
китайца, которому лихо срубали голову, другая - банальный фотоэтюд: кудрявое
дитя, играющее со щенком. Такое сопоставление отдавало, по-моему,
сомнительным вкусом, впрочем, у Себастьяна были, вероятно, причины хранить
их и именно так развесить.
Я взглянул и на книги, книг было много, потрепанных и разных. Хотя одна
из полок казалась поаккуратнее прочих, и я отметил последовательность, на
миг зазвучавшую неясной, странно знакомой музыкальной фразой: "Гамлет",
"Смерть Артура", "Мост короля Людовика Святого", "Доктор Джекилл и Мистер
Хайд", "Южный ветер", "Дама с собачкой", "Мадам Бовари",
"Человек-невидимка", "Обретенное время", "Англо-персидский словарь", "Автор
"Трикси", "Алиса в Стране Чудес", "Улисс", "О покупке лошади", "Король
Лир"...
Мелодия выдохлась и заглохла. Я вернулся к столу и принялся разбирать
отложенные письма. В основном - деловые, и я счел себя вправе их прочесть.
Одни не относились к профессии Себастьяна, другие - относились. Беспорядок
был изрядный, и многие намеки остались мне непонятны. Иногда он сохранял
копии собственных писем, так что я, скажем, смог целиком ознакомиться с
длинной и увлекательной перепалкой между ним и его издателем по поводу
некоторой книги. Встречался какой-то нервозный тип из Румынии, ни больше ни
меньше, крикливо требующий предоставления... Я приобрел также сведения о
продаже его книг в Англии и доминионах... Не так чтобы очень блестяще, но по
крайней мере в одном случае цифры были более чем удовлетворительные.
Несколько писем от дружественно настроенных литераторов. Один тихий
беллетрист, автор единственной известной книги, выговаривал Себастьяну (4
апреля 1928 года) за "конрадство", предлагая в будущих произведениях "кон"