"Владимир Набоков. Истребление тиранов" - читать интересную книгу автора

шагами проходящего по нему отряда солдат. Отряд тоже погибнет,
как погибну я, сойдя с ума в то мгновение, когда ритм уловлю, и
он в своем дальнем замке падет замертво, но и при всяком другом
виде тираноубийства я бы не остался цел. Поутру проснувшись,
этак в половине девятого, я силюсь представить себе его
пробуждение - он встает не рано и не поздно, а в средний час,
точно так же как чуть ли не официально именует себя "средним
человеком". В девять я, как и он, удовлетворяюсь стаканом
молока и сладкой булочкой, и если в данный день у меня нет
занятий в школе, продолжаю погоню за его мыслями. Он
прочитывает несколько газет, и я прочитываю их вместе с ним,
ища, что может остановить его внимание, хотя вместе с тем знаю,
что ему уже накануне было известно общее содержание сегодняшней
газеты, ее главные статьи, сводки и отчеты, так что никаких
особенных поводов для государственного раздумья это чтение не
может ему дать. Затем к нему приходят с докладами и вопросами
его помощники. Вместе с ним я узнаю, как поживает
железнодорожный транспорт, как потеется тяжелой промышленности,
и сколько центнеров с гектара дала в этом году озимая пшеница.
Разобрав несколько прошений о помиловании и начертав на них
неизменный отказ, карандашный крест,- знак своей сердечной
неграмотности - он до второго завтрака совершает обычную
прогулку: как у многих ограниченных, лишенных воображения
людей, ходьба любимое его физическое упражнение, а гуляет он по
внутреннему саду замка, бывшему некогда большим тюремным
двором. Знаю я и скромные блюда его трапезы и после нее отдыхаю
вместе с ним, перебирая в уме планы дальнейшего процветания его
власти или новые меры для пресечения крамолы. Днем мы
осматриваем новое здание, форт, форум и другие формы
государственного благосостояния, и я одобряю вместе с ним
изобретателя новой форточки. Обед, обыкновенно парадный, с
участием должностных лиц, я пропускаю, но зато к ночи сила моей
мысли удваивается, я отдаю вместе с ним приказания газетным
редакторам, слушаю отчет вечерних заседаний, и один в своей
темнеющей комнате шепчу, жестикулирую и все безумнее надеюсь,
что хоть одна моя мысль совпадает с его мыслью,- и тогда, я
знаю, мост лопнет как струна. Но невезение, знакомое слишком
упорным игрокам, преследует меня, карта все не выходит, хотя
какую-то тайную связь я все-таки, должно быть, с ним наладил,
ибо часов в одиннадцать, когда он ложится спать, я всем своим
существом ощущаю провал, пустоту, печальное облегчение и
слабость. Он засыпает, он засыпает, и так как на его
арестантском ложе ни одна мысль не беспокоит его перед сном, то
и я получаю отпуск, и только изредка, уже без всякой надежды на
успех, стараюсь сложить его сны, комбинируя обрывки его
прошлого с впечатлениями настоящего, но вероятно он снов не
видит и я работаю зря, и никогда, никогда не раздастся среди
ночи его царственный хрип, дабы история могла отметить:
диктатор умер во сне.