"Владимир Набоков. Возвращение Чорба" - читать интересную книгу автора

похожей на плохо промытую фотографию. Между серых особняков
неподвижно и мягко желтели деревья, а перед ее домом увядал
тополь, и листья его были цвета прозрачного винограда. За
решеткой мелькали стволы берез,- иной в плотном чехле плюща,-
и он рассказывал, что в Росссии не бывает плюща на березах, а
она говорила, что рыжеватый оттенок их мелкой листвы напоминает
пятна нежной ржавчины на выглаженном белье. Вдоль панели стояли
дубы и каштаны; по черной коре шла бархатная празелень; то и
дело срывался лист, летел наискось через улицу, как лоскуток
оберточной бумаги. Она старалась поймать его на лету при помощи
лопатки, которую нашла близ груды розовых кирпичей там, где
чинили улицу. Поодаль, из трубы рабочего фургона струился сизый
дымок, наклонялся, таял между веток,- и отдыхавший каменщик
смотрел, подбоченясь, на легкую, как блеклый лист, барышню,
плясавшую с лопаткой в поднятой руке. Она прыгала и смеялась.
Чорб, слегка горбясь, шагал за нею,- и ему казалось, что вот
так, как пахнут вялые листья, пахнет само счастье.
Теперь он едва узнавал эту улицу, загроможденную ночною
пышностью каштанов. Впереди горел фонарь, над стеклом
склонялась ветка, и несколько листьев, на конце пропитанных
светом, были совсем прозрачные. Чорб подошел. Тень калитки
ломаным решетом хлынула к нему с панели, опутала ему ноги. За
оградой, за туманной полосой гравия, вырос темный фасад
знакомого дома. Одно окно было открыто и освещено. В этом
янтарном провале горничная широким движением стелила яркую
простыню. Чорб громко и коротко позвал ее. Одной рукой он
держался за калитку, и росистое ощущение железа под ладонью
было самым острым из всех воспоминаний.
Горничная уже выбегала к нему. Как она рассказывала
Варваре Климовне, ее раньше всего поразило то, что Чорб
оставался молча стоять на панели, хотя она сразу отперла
калитку. "Он был без шапки,- рассказывала она,- и свет от
фонаря падал ему на лоб, и лоб был мокрый от пота, и волосы ко
лбу пристали. Я сказала, что господа в театре, и спросила его,
почему он один. У него глаза очень страшно блестели, и он как
будто давно не брился. Он тихо сказал: "Передайте, что она
больна". Я спросила: "Где же вы остановились?" Он сказал: "Все
там же,- а потом: - Это все равно. Я завтра утром зайду". Я
предложила ему подождать,- но он ничего не ответил, повернулся
и ушел".
Так Чорб возвращался к самым истокам своих воспоминаний.
Это был мучительный и сладкий искус, который теперь подходил к
концу- Оставалось провести всего одну ночь в той первой комнате
их брака, а уже завтра - искус будет пройден, и образ ее
станет совершенным.
И пока он шел обратно к гостинице по бульвару, где на всех
скамьях, в синей темноте, сидели туманные фигуры, он вдруг
понял, что, несмотря на усталость, он не заснет один в той
комнате с голой лампочкой и шепотливыми углами. Он вышел на
площадь и попрел по главной улице,- и уже знал, что нужно