"Владимир Набоков. Картофельный эльф" - читать интересную книгу автора

автомобилей,- весь город искрился. дышал млеющей теплотой, и
только внизу, на платформах подземных дорог, было прохладно.
Каждый отдельный день в году подарен одному только
человеку, самому счастливому; все остальные люди пользуются его
днем, наслаждаясь солнцем или сердясь на дождь, но никогда не
зная, кому день принадлежит по праву, и это их незнание приятно
и смешно счастливцу. Человек не может провидеть, какой именно
день достанется ему, какую мелочь будет вспоминать он вечно,-
световую ли рябь на стене вдоль воды или кружащийся кленовый
лист, да и часто бывает так, что узнает он день свой только
среди дней прошедших, только тогда, когда давно уже сорван, и
скомкан, и брошен под стол календарный листок с забытой цифрой.
Фреду Добсону, карлику в мышиных гетрах, Господь Бог
подарил тот веселый августовский день, который начался нежным
гудком и поворотом вспыхнувшей рамы. Дети, возвратившись с
прогулки, рассказывали родителям, захлебываясь и изумляясь, что
видели карлика в котелке, в полосатых штанах, с тросточкой и
парой желтых перчаток в руках.
Страстно простившись с Норой, ожидавшей гостей,
Картофельный Эльф вышел на широкую, гладкую улицу, облитую
солнцем, и сразу понял, что весь город создан для него одного.
Веселый шофер звонким ударом согнул железный флажок таксометра,
мимо полилась улица, и Фред то и дело соскальзывал с кожаного
сиденья и все смеялся, ворковал сам с собою.
Он вылез у входа в Гайд-Парк и, не замечая любопытных
взглядов, засеменил вдоль зеленых складных стульев, вдоль
бассейна, вдоль огромных кустов рододендрона, темневших в тени
ильмов и лип, над муравой, яркой и ровной, как бильярдное
сукно. Мимо проносились всадники, легко подскакивая, скрипя
желтой кожей краг, взмахивали тонкие конские морды, звякая
удилами,- и черные дорогие машины, ослепительно вспыхивая
спицами, сдержанно катились по крупному кружеву лиловых теней.
Карлик шел, вдыхая теплый запах бензина, запах листвы, как
бы уже гниющей от избытка зеленого сока, и вертел тросточкой,
надувал губы, словно собираясь свистеть,- такое было в нем
чувство свободы и легкости. Нора проводила его с такой
торопливой нежностью, так взволнованно смеялась,- видно, ей
страшно было, что старик отец, который всегда являлся ко
второму завтраку, начнет что-нибудь подозревать, заставши у нее
незнакомого господина.
В этот день его видели повсюду - и в парке, где румяная
няня в крахмальной наколке, толкавшая детскую коляску,
почему-то предложила его прокатить, и в залах Британского
музея, и на живой лестнице, медленно выползающей из подземных
глубин, полных электрических дуновений, нарядных реклам, гула,
и в изысканном магазине, где продаются мужские платки, и
на хребте автобуса, куда подсадили его чьи-то добрые руки.
А потом он устал, ошалел от движения и блеска, стало
тревожно от смеющихся глаз. И надо было осмыслить то широкое
чувство свободы, гордости, счастья, которое не покидало его.