"Владимир Набоков. Картофельный эльф" - читать интересную книгу автора

на пол.
- Сад маленький, но в нем яблони,- сказал Фред и все
продолжал недоумевать: неужели я когда-нибудь мог... Она совсем
желтая. С усами. И что это она все молчит?
- Но я редко выхожу,- говорил он, слегка раскачиваясь на
стуле и потирая коленки.
- Фред,- сказала Нора,- знаете ли вы, почему я приехала
к вам?
Она подошла к нему вплотную, Фред с виноватой усмешкой
соскользнул со стула, стараясь увернуться.
Тогда она очень тихо сказала:
- У меня ведь был сын от вас...
Карлик замер, уставившись на крошечное оконце, горевшее на
синей чашке. Робкая, изумленная улыбка заиграла в уголках его
губ, расширилась, озарила лиловатым румянцем его щеки.
- Мой... сын...
И мгновенно он понял все, весь смысл жизни, долгой тоски
своей, блика на чашке.
Он медленно поднял глаза. Нора боком сидела на стуле и
плакала навзрыд. Как слеза, сверкала стеклянная головка ее
шляпной булавки. Кошка, нежно урча, терлась об ее ноги.
Карлик подскочил к ней, вспомнил роман, недавно читанный.
- Да вы не бойтесь,- сказал он,- да вы не бойтесь, я не
возьму его от вас. Я так счастлив.
Она взглянула на него сквозь туман слез. Хотела объяснить
что-то, переглотнула, увидела, каким нежным и радостным светом
весь пышет карлик,- и не объяснила ничего.
Встала, торопливо подняла с полу липко-черные комочки
перчаток.
- Ну вот, теперь вы знаете... Больше ничего не нужно... Я
пойду.
Внезапная мысль кольнула Фреда. К дрожи счастья примешался
пронзительный стыд. Он спросил, теребя бранденбурги халата:
- А он какой? Он не...
- Нет, нет,- большой, как все мальчики,- быстро сказала
Нора и разрыдалась опять.
Фред опустил ресницы.
- Я бы хотел видеть его.
Радостно спохватился.
- О, я понимаю,- он не должен знать, что я вот такой.
Но, может быть, вы устроите...
- Да, непременно, непременно,- торопливо, почти сухо
говорила Нора, направляясь к двери.- Как-нибудь устроим... А я
должна идти... Поезд... Двадцать минут ходьбы до станции.
Обернувшись в дверях, она в последний раз тяжело и жадно
впилась глазами в лицо Фреда. Солнце дрожало на его лысине;
прозрачно розовели уши. Он ничего не понимал от изумления и
счастья, И когда она ушла, Фред еще долго стоял посреди
комнаты, боясь неосторожным движением расплескать сердце. Он
старался вообразить своего сына и мог только вообразить самого