"Владимир Набоков. Картофельный эльф" - читать интересную книгу автора

вдоль единственной улицы шли зеленые ограды, садики, низкие
кирпичные дома, косо обтянутые плющом. Один из этих домишек был
сдан некоему Ф. Добсону, которого никто в лицо не знал, кроме
доктора, а доктор болтать не любил. Господин Добсон.
по-видимому, никогда не выходил из дому, и его экономка,
строгая, толстая женщина, служившая раньше в приюте для
душевнобольных, отвечала на случайные вопросы соседей, что
господин Добсон - старик-паралитик, обреченный жить в
полусумраке и тишине. Его и позабыли в тот же год, как прибыл
он в Драузитон: стал он чем-то незаметным, но всеми принятым на
веру, как тот безымянный епископ, чей каменный образ стоял так
давно в нише над церковными воротами. По-видимому, у
таинственного старика был внук,- тихий, белокурый мальчик,
который иногда в сумерки выходил из дому господина Добсона
мелкой и робкой походкой. Случалось это, впрочем, так редко,
что никто не мог сказать наверняка, тот ли это все мальчик или
другой,- да сумерки были туманные, синие, смягчающие все
очертания. Так дремотные, нелюбопытные жители городка
проглядели вовсе, что мнимый внук мнимого паралитика не растет
с годами, и что его льняные волосы не что иное. как прекрасно
сделанный паричок. Ибо Картофельный Эльф начал лысеть в первый
же год своей новой жизни, и вскоре его голова стала такой
гладкой и блестящей, что строгой Анне, его экономке, подчас
хотелось ладонью обхватить эту смешную круглоту. В остальном он
изменился мало: только, пожалуй, чуть отяжелело брюшко, да
багровые ниточки засквозили на потемневшем, пухлом носу,
который он пудрил, когда наряжался мальчиком. Кроме того, и
Анна и доктор знали, что те сердечные припадки, которыми карлик
страдал, добром не кончатся.
Жил он мирно и незаметно в своих трех комнатах, выписывал
из библиотеки книжки по три, по четыре в неделю,- все больше
романы,- завел себе черную, желтоглазую кошку, так как
смертельно боялся мышей, которые вечером мелко шарахались,
словно перекатывали деревяшки. в углу за шкапом; много и сладко
ел,- иной раз даже вскочит среди ночи и, зябко просеменив по
холодному полу, маленький и жуткий в своей длинной сорочке,
лезет, как мальчик, в буфет за шоколадными печеньями. И все
реже вспоминал он свою любовь и первые страшные дни,
проведенные им в Драузитоне.
Впрочем, в столе, среди тонких, прилежно сложенных афиш,
еще хранился у него лист почтовой бумаги телесного цвета с
водяным знаком в виде дракона, исписанный угловатым,
неразборчивым почерком. Вот что стояло на этом листе: "Дорогой
господин Добсон. Я получила и второе Ваше письмо, в котором Вы
меня зовете приехать к Вам в Д. Я боюсь, что вышло страшное
недоразумение. Постарайтесь простить и забыть меня. Завтра мы с
мужем уезжаем в Америку и, вероятно, вернемся нескоро. Не знаю,
что еще Вам написать, мой бедный Фред".
Тогда-то и случился с ним первый сердечный припадок.
Кроткий блеск удивления с тех пор остался у него в глазах. И в