"Роберт Музиль. Из дневников" - читать интересную книгу автора

властвующий над данными двумя людьми. Изображается в каждом отдельном случае
лишь мгновенное, статистическое; но по мере того как наблюдения нанизываются
друг на друга, начинаешь ощущать движение. Соответственно этому стиль как бы
сам собой становится стилем хроникера. Говорить о том, каковы сами люди,
между которыми существует связь, не возникает надобности.
Однако применить эту технику для планируемого мной романа будет очень
трудно. Дело в том, что я не хотел бы последовательно проводить этот принцип
изображения, а переходы к другим перспективным установкам трудны.
Далее я хочу заметить по поводу стиля вот что: человеческие души должны
лишь просвечивать сквозь действия и слова, причем ни в коем случае не
отчетливей, чем в действительной жизни.
Надо, стало быть, налагать на себя определенные ограничения - подобно
тому, как художник не должен вносить в свою картину все, что он видит. Для
осуществления этих принципов нужно, конечно, "освоить" необходимые приемы.
Вот один из них. В "Душевных смутах" Терлес очень ласковым тоном говорит
Базини: "Ты скажешь сейчас, что ты негодяй". Много позже Базини рассказывает
ему, что Байнеберг, изощряясь в его унижении, отдает свои приказы не
повелительным, а "очень ласковым" тоном. На этом месте у читателя мелькает
мысль: Терлес, видимо, уже повлиял на Байнеберга, что при существующих между
ними отношениях весьма странно. Читатель, так сказать, чувствует: за
истекшее время что-то произошло. Персонажи живут в романе не только там, где
о них рассказывают, но и там, где они не появляются, - живут самостоятельной
жизнью, приходят и уходят, причем каждый раз несколько переменившимися.
Такого эффекта не было бы, если бы повествователь прямо указал на факт
влияния.
В целом этот эффект может быть еще усилен, если то, что рассказывается
о людях, нигде не будет выстраиваться в самодовлеющую причинно-следственную
цепь, а везде будут оставаться заметные пробелы между теперешним и последним
status quo ante {Положение, существовавшее до данного момента (лат.).}.

13 мaя 1905 года.
- Побеседуем немного сами с собой, господин Музиль. Итак, у вас бывают
дни, когда вы не любите художников?
- Да.
- И дни, когда вы избегаете философов?
- Именно так. То в одних мне недостает философичности, то в других
человечности.
- А сегодня?
- Сегодня я склоняюсь к художникам. Меня рассердили в институте, зато
вечером я сидел за одним столом с художниками, и их безобидная веселость
меня восхитила.
- Безобидная веселость - это почти лозунг; именно так испокон веков
привыкли отзываться о художниках.
- Гм! - Тут вы, конечно, коснулись щекотливого вопроса.
- Прошу прощения.
- Ради Бога. Надо же нам когда-нибудь выговориться. Должен признаться,
что я - хоть и считаю себя художником - не знаю, что такое искусство.
Философия сбивает меня с толку. Я страдаю от этой их перемешанности.
По-настоящему страдаю. Мое представление о философии стало более
взыскательным; оно все решительней притязает на то, что я до сих пор считал