"Роберт Музиль. Прижизненное наследие" - читать интересную книгу автора

истории (потому что важно, кто из них двоих повествует), были друзьями
юности; назовем их Аодин и Адва. Юношеская дружба кажется тем удивительнее,
чем старше мы сами. Ведь с годами люди меняются не только с ног до головы,
но и вглубь - вплоть до сердца, а вот отношение их друг к другу почему-то
остается прежним и меняется так же мало, как чувство любого человека к тем
разным людям, которых он по очереди на протяжении многих лет именует своим
"я". Дело вовсе не в том, может ли он так же воспринимать мир, как тот
светловолосый малыш с большой головой, которого запечатлела когда-то
фотография; в сущности, вряд ли можно сказать, что он любит это маленькое
глупое чучело собственного "я". Вот так же и с лучшими друзьями: не то чтобы
ты был ими доволен или полностью согласен с ними; мало того, бывает, что
друзья терпеть не могут друг друга. В известном смысле такая дружба самая
глубокая и самая хорошая, в ней в чистом виде содержится стихия
непостижимого.
В юности и Аодин, и Адва были абсолютно далеки от религии. Хотя оба они
воспитывались в заведении, гордившемся тем, что религиозным принципам в нем
отводилось должное место, воспитанники считали делом чести ни во что их не
ставить. Например, церковь при этом заведении была по-настоящему большой и
красивой, с каменной колокольней, и предназначалась исключительно для этой
школы. Но во время службы (сюда никогда не проникал никто из посторонних)
ученики собирались компаниями и играли в карты, спрятавшись за
исповедальней, или курили сигареты на лестнице, ведущей к органу, а то и
скрывались на колокольне, где под остроконечной крышей, словно тарелочка
подсвечника, пролегал каменный балкон. На перилах балкона на
головокружительной высоте выделывались всякие трюки, которые и не столь
отягощенным грехами мальчишкам могли стоить жизни. (А в это время в самой
церкви немногие другие воспитанники то опускались на колени, то поднимались,
как того требуют церковные обряды).
Один из вызовов Богу состоял в том, чтобы, медленно напрягая мускулы,
сделать на выступе балкона стойку на руках и, покачиваясь, постоять так,
вверх ногами, глядя вниз. Каждый, кто проделывал этот акробатический трюк на
земле, наверное, знает, какая нужна вера в себя, отвага и удачливость, чтобы
повторить его на башенной высоте на полоске камня в ширину ступни. Надо
сказать, что многие ловкие и удалые мальчишки не отваживались на это, хотя
на земле умели даже разгуливать на руках. Аодин, например, на это не
решался. Адва же как раз и изобрел в детстве это испытание силы духа, что
может, кстати, послужить неплохой рекомендацией ему, как рассказчику этой
истории. Трудно было найти мальчика с таким телосложением, как у него. Его
тело было мускулистым не от спортивных занятий, как у других; казалось, он
весь сплошь состоял из мускулов - без каких-либо усилий с его стороны,
просто от природы. У него была продолговатая, довольно маленькая голова, в
его бархатных глазах вспыхивали приглушенные молнии, а зубы скорее
заставляли думать об оскале преследующего жертву зверя, чем о мистической
кротости.
Позднее, будучи студентами, оба друга увлеклись материалистическим
истолкованием жизни, которое, не прибегая к помощи души или Бога, трактует
человека как физиологическую или экономическую машину, чем он, наверное,
действительно и является. Но не это было для них главным, потому что
прелесть такой философии заключается не в ее истинности, а в ее
демоническом, пессимистическом, устрашающе-интеллектуальном характере. Тогда