"Роберт Музиль. Прижизненное наследие" - читать интересную книгу автора

и философия потеряла представление о своей сути, - так на всех углах и
перекрестках разглагольствует профан о профессионале. И поскольку всякий
профессионал в сотнях других профессий является профаном, создается огромное
количество дурных мнений.
Разумеется, трудно с точностью до сантиметра определить, насколько
велики существующие поэты, мыслители и ученые; но ведь вовсе и не о том
речь, - очень скоро обнаруживается, что это явление по своему характеру
похоже на старую известную детскую игру "Черный Петер". Поэты, скажем, не
себя считают никчемными, а ученых, мыслителей, инженеров и других
светоносцев; точно так же обстоит дело и с ними самими. Одним словом, в
принципе причина этого культурного пессимизма, который как будто удручает
всех, всегда кроется "в других". Если коротко резюмировать: человек как
потребитель культуры вероломно выражает недовольство человеком как
производителем культуры.
Непостижимым образом это уживается со своей противоположностью: не
реже, чем жалобы на то, что подлинных героев больше нет, можно услышать, что
у нас одни только гении. Если некоторое время просматривать хронику и
критические статьи в наших журналах и газетах, нельзя не удивиться, как
много в течение всего лишь нескольких месяцев появляется потрясающих
сердцеведов, глубочайших, величайших, наивеличайших мастеров; и как часто на
протяжении этого короткого времени нации дарится "наконец-то снова истинный
поэт"; как часто пишется самая прекрасная история про зверей и лучший роман
последнего десятилетия. Спустя несколько недель вряд ли кто-нибудь еще может
вспомнить об этом незабываемом впечатлении.
С этим связано и другое наблюдение: истоки почти всех подобных суждений
находятся в несообщающихся герметически закупоренных сферах. Они создаются
связанными друг с другом издательствами, авторами, критиками, газетами,
читателями и успехами, не выходящими за их пределы; и все эти кружочки и
круги, чьи размеры соответствуют определенной приверженности или
политической партии, имеют своего гения или на крайний случай свое
ничтожество с предикатом "а-разве-есть-кто-нибудь-другой". Правда, вокруг
самых удачливых образуется круг из всех кругов, но это не должно,
собственно, вводить в заблуждение; похоже, пожалуй, на то, что подлинно
значимое ведь не может быть неоцененным, и всегда найдется нация, готовая
его воспринять, но в действительности широковещательный успех имеет очень
противоречивых родителей: не столько то вызывает восхищение, что обогащает
чем-то всех, а скорее то, что дает каждому свое. И так же как слава есть
смесь разнородных элементов, так и прославленные составляют смешанное
общество.
Если не ограничиваться художественной литературой, то групповой портрет
этого общества явит грандиозную картину. Ибо круг, клуб, школа или широкий
успех того или иного человека, занимающегося признанной духовной
деятельностью, - все это ничто по сравнению с несметным количеством сект,
уповающих на облагораживание духа под влиянием поглощения вишен, театра на
открытом воздухе, музыкальной гимнастики, эубиотики, или одной из тысяч иных
диковинок. Невозможно даже сказать, сколь велико число таких Римов, каждый
из коих имеет Папу, чье имя непосвященные никогда и не слышали, но от кого
посвященные ждут спасения мира. Вся Германия полна такими духовными
землячествами, и из великой Германии, где знаменитые ученые могут жить
только за счет преподавания, а избранные поэты - и вовсе лишь за счет