"Роберт Музиль. Прижизненное наследие" - читать интересную книгу автора

что они действительно существуют и что они не приносят с собой помех в
разведение рыб и кур, в то время как писатель является весьма решительной
помехой сделкам, базирующимся на писательстве. Если у него есть деньги или
везение, к нему не будут особенно придираться; но едва он осмелится без того
и другого заявить о своем праве первородства, он неизбежно, где ни появится,
покажется не чем иным, как призраком, которому пришло в голову напомнить нам
о ссуде, предоставленной нашим предкам во времена древних греков. После
некоторых ничего не значащих возвышенных заверений в издательствах спросили
бы, думает ли он, что сумеет изготовить поэтическое произведение, которому
гарантирован минимальный тираж в 30 тысяч экземпляров; в редакции ему
предложили бы написать небольшие рассказы, но они должны, - что, конечно,
совершенно естественно, - соответствовать потребностям газеты. Он же должен
был бы ответить, что не согласен на это; и в отделах распространения пьес, в
советах книжных объединений и других культурных товариществах он тоже вызвал
бы лишь справедливое неудовольствие. Ибо всюду к нему расположены, и
поскольку он не способен создавать ни кассовых пьес, ни развлекательных
романов, ни звуковых фильмов, то, соединив воедино все то, чего этот человек
не умеет, нельзя не испытывать смутного чувства, что возможно, он
действительно является необыкновенным дарованием. Но в таком случае ему
нельзя и помочь, и надо не быть человеком, чтобы в конце концов не обидеться
на него за это и таким образом успокоить собственную совесть.
Когда однажды подобный призрак, изнывая от жажды, бродил вокруг
берлинских источников дохода, один молодой, расторопный, блистательный
сочинитель, старавшийся захватить все возможные источники дохода и потому
считавший, что и ему жизнь нелегко дается, потрясенно выразил это в словах:
"Господи, будь у меня столько таланта, сколько у этого осла, чего бы я
достиг!". Он ошибался.



СРЕДИ СПЛОШНЫХ ПОЭТОВ И МЫСЛИТЕЛЕЙ

Говорят, ныне нет великих книг и писатели не в состоянии больше
создавать великое. С этим можно и не спорить; но что, если попробовать
перевернуть фразу и проверить предположение, будто немецкие читатели не в
состоянии больше читать? Не растет ли во все увеличивающейся степени вместе
с удлинением списка прочитанного, в особенности если это действительно
литература, пока еще не разгаданное сопротивление, которое не есть
неприятие? Похоже на то, что вход, через который должна войти книга,
болезненно раздражен и туго раскрывается. Ныне многие люди, читая книгу,
пребывают не в нормальном состоянии, а словно подвергаются операции, в
которую они не верят.
Если искать причину и прислушаться к разговорам об этом, можно узнать,
что читатель - хороший читатель, не пропускающий ни одной значительной книги
и определяющий гениев дня и века! - даже этот читатель большей частью
вероломно готов признать, - стоит ему только натолкнуться на достаточно
сильное сопротивление, - что, если действительно говорить серьезно,
поощряемый им гений, возможно, и не является гением и что настоящих гениев
сегодня, пожалуй, вообще нет. Это относится отнюдь не только к
художественной литературе. И медицина сбилась с пути, и математику занесло,